Царь Алексей Тишайший

Грядущее пополнение в царской семье, наверное, ожидалось с особенным чувством. Царю нужен был еще один наследник по мужской линии, чтобы иметь возможность передать ему права на королевский престол Речи Посполитой^{394}

. Но родилась дочь, названная в память святой Софии. Спустя несколько дней состоялся традиционный осенний троицкий поход, в который царь выступил 22 сентября. Из-за войны Алексей Михайлович в течение нескольких лет пропускал его; на этот раз он отправился в Троицу в сопровождении своих ратных воевод — бояр князя Алексея Никитича Трубецкого, князя Юрия Алексеевича Долгорукого и окольничего князя Семена Романовича Пожарского. Именно они были приглашены к праздничному царскому «столу» в Троице-Сергиевом монастыре «на празник Сергия чюдотворца» 25 сентября. Возвратившись из Троицы на праздник Покрова 1 октября, Алексей Михайлович снова устроил праздничный «стол» в Золотой палате Кремля, куда пригласили патриарха Никона, грузинского, касимовского и сибирских царевичей, всех бояр и окольничих; они были «без мест», чтобы не омрачать торжество возможными спорами. 4 октября после крещения царевны в Успенском соборе царь снова принимал патриарха Никона. Внешне в отношениях царя и патриарха все выглядело замечательно, и казалось, ничто не предвещало разрыва. Но среди бояр, приглашенных к крестильному «столу», были создатель ненавистного патриарху Никону Соборного уложения и один из самых последовательных в будущем его противников боярин князь Никита Иванович Одоевский, а также Родион Матвеевич Стрешнев. На торжестве по поводу крестин своей внучки присутствовал и боярин Илья Данилович Милославский.

Патриарх не желал налаживать отношения с боярами из окружения царя Алексея Михайловича, одинаково держал всех в страхе и послушании, надеясь на царскую защиту. При этом он умел показать своим противникам, что пользуется неограниченным доверием царя. 16 октября 1657 года царь Алексей Михайлович отправился из Москвы «в Воскресенской монастырь, на Истру реку», — на освящение знаменитого «Нового Иерусалима». Хотя потом, на соборе 1666/67 года, патриарха Никона и обвиняли в самовольном присвоении этого наименования строящейся им обители, царь Алексей Михайлович согласился с его выбором, отвечавшим всей логике крестового похода за православную веру, начатого в 1654 году. 18 октября царь присутствовал на освящении Воскресенской церкви^{395}

, а спустя некоторое время был издан уже упомянутый указ о создании Записного приказа. Можно ли назвать такое совпадение случайным?

Хотя в 166-м (1557/58) году вопросы войны отошли на второй план, военные действия у шведской границы по-прежнему требовали внимания царя. Швеция тем временем тоже втянулась в невыгодную войну на два фронта. Сказались успехи русской дипломатии и посольства князя Данилы Ефимовича Мышецкого в Данию, с которой шведский король Карл X вынужден был вступить в войну после завоевания Варшавы и Кракова. Страны Европы следили за тем, что происходит вблизи Балтики, соблазн использовать слабости Речи Посполитой был велик, но еще опаснее становились чрезмерное усиление Швеции и появление на море нового конкурента — Московского царства.

Главным военачальником на русском фронте у шведов остался прежний руководитель рижской обороны генерал-губернатор Ливонии граф Магнус Делагарди. Сначала он сделал попытку отвоевать Юрьев, но был отбит. А потом, собрав отряды из Риги, Колывани (Таллина) и Ругодива (Нарвы), перешел «королевский рубеж» в Сыренске (Васкнарве) по наведенным мостам на реке Нарве, угрожая захватить Гдов, расположенный на берегу Чудского озера. Еще летом 1657 года, после гибели воеводы Матвея Шереметева, в Друю был отправлен с войском стольник князь Иван Андреевич Хованский, носивший прозвище Тараруй (тот самый, с кем впоследствии будет связана знаменитая «Хованщина»). Он успел принять меры к укреплению Гдова (скрыть такой большой поход шведов было невозможно) и разбил противника. В челобитной ратных людей Псковского полка, участвовавших в сражении под Гдовом, об этой победе было сказано даже поэтично: «Господь Бог немецким людем убегнути не дал — ту нощь осветил месяцем, подобно дню мрачному». Участники битвы ярко описывали ее последствия: «…побили немец отто Гдова города на пятнадцати верстах. По смете трупу немецких людей, подобно неве якой, навоз на поле мечющей в грудки».