Царь Алексей Тишайший

Первая и единственная запись дворцовых разрядов несчастливого для царя 1669 года датирована 19 июня. Но и она сделана в связи с другой трагедией во дворце — смертью четырехлетнего царевича Симеона Алексеевича и новым сорокадневным трауром, в который опять погрузился весь царский двор. Царевич умер «в пятом часу нощи», его тело погребли в день смерти в Архангельском соборе. Гроб, покрытый «объярью золотой» из «царских хором», несли комнатные стольники, «переменяясь»; сам царь шел за гробом «в печалном в смирном платье», рядом были грузинский и сибирский царевичи, «думные и ближние люди», члены Государева двора, дьяки и жильцы «в однорядках и в охабнях в черных со свещами». Гроб царевича встретили в Архангельском соборе вселенский патриарх Паисий и московский Иоасаф, на погребении присутствовали члены Освященного собора. Как сказано в разрядной записи, это были те же митрополиты, и архиепископы, и епископы, «и иные власти и священницы», что были «на выносе и на отпевании» царицы Марии Ильиничны 4 марта. Они даже не успели разъехаться из Москвы…

Многое в это трудное время зависело от царского окружения, именно ближние бояре должны были сделать так, чтобы жизнь в Московском царстве не останавливалась и дела шли своим чередом. О их роли можно судить по тому, как в дворцовых разрядах расписано их участие в траурных церемониях, продолжавшихся 40 дней. С 19 июня все члены Думы в сопровождении стольников «дневали и ночевали» у гроба царевича в Архангельском соборе. Записи о назначениях в «печальную комиссию» в первые дни траура отсутствуют (несколько листов разрядной книги по каким-то причинам утрачено). Они начинаются лишь с 23 июня, когда были назначены боярин Петр Васильевич Шереметев и окольничий Андрей Васильевич Бутурлин. Но чуть ниже говорится, что с 19 июня, в первые дни после смерти царевича Симеона, когда в Архангельском соборе должен был молиться царь Алексей Михайлович, «у гроба» царевича был боярин князь Юрий Алексеевич Долгорукий; повторно он был назначен туда 3 и 17 июля. Причем указ о назначении его в собор на смену 3 июля был передан от самого боярина князя Юрия Алексеевича Долгорукого, что позволяет думать о нем как о распорядителе всей траурной церемонии.

Среди боярских назначений отсутствовало имя Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина. И это вряд ли было случайно. Еще весной, после смерти царицы Марии Ильиничны, он заговорил с царем Алексеем Михайловичем об оставлении всех чинов и уходе в монастырь.

Последний раз царь Алексей Михайлович был на панихиде по царевиче Симеоне 27 июля. Он приехал для этого в Москву из Преображенского. На следующий день, «на празник Пресвятые Богородицы Смоленские», царь, по своему обыкновению, был в Новодевичьем монастыре. Из Успенского собора в Кремле принесли крестным ходом иконы, царь сначала встречал их «поблизку монастыря на поле», а потом там же провожал, после чего «изволил иттить в село Преображенское». Бояре и все, кто с ними «дневал» у гроба покойного царевича, были «сведены», как говорилось в разрядной книге, «потому что по преставлении благовернаго государя царевича в том числе четыредесятница совершилась»^{663}

.

Сохранилось совсем немного документов этого времени, из которых можно видеть, что царь, как и прежде, занимается делами. Из-за отсутствия разрядных книг и «Дневальных записок» единственным источником, содержащим подробную дворцовую летопись, остаются «Книги выходов», где фиксировались все «выходы» и выезды царей из своих хором. Записи велись, чтобы фиксировать выдачу царского наряда и инсигний власти — царских «шапок», диадемы, посохов и т. д. Самым скрупулезным образом фиксировались все элементы царской одежды — шубы, опашни, зипуны, подробно описывалось качество «вини-циейского» или «кизылбашского» бархата, шелка, камки и других драгоценных тканей, их цвета. Указывались и цели царских выходов, по преимуществу на богомолья и в связи с выездом в Преображенское, Коломенское, Воробьево и в более дальние походы в Троице-Сергиев, Саввино-Сторожевский или другие монастыри. Попутно встречаются и детали, имевшие отношение к дворцовой жизни и повседневным занятиям царя. «Книги выходов» являются вполне определенным свидетельством глубокого траура, наступившего при дворе: если царь где-то и появлялся, то только в траурном и «смирном» платье. Празднества были отменены, а именины всех царевен — сестер царя Алексея Михайловича и его дочерей — проходили без традиционной раздачи именинных пирогов. Не было и никаких выходов к приему послов или царских столов.