Царь Алексей Тишайший

Сам «Батько» только месяц пробыл в Астрахани и двинулся оттуда в свой главный поход вверх по Волге 20 июля 1670 года. Казаки, стрельцы, «охочие люди» и другая «голутва» погрузились на корабли — бусы, будары и струги и пошли «на изменников-бояр» в Москву. Возможно, именно тогда разинские казаки придумали песню, слышанную еще одним из первых исследователей разинского бунта Николаем Ивановичем Костомаровым: «Мы не воры, не разбойнички, / Стеньки Разина мы работнички…» В казачьей флотилии шли две особо нарядные бусы. В одной из них, как говорили, находился царевич Алексей Алексеевич (вот и знакомое самозванство!). Хотя, в отличие от участников многих других выступлений и смут, казаки Разина впрямую не использовали самозванства для прикрытия своих целей. Но отсутствие до поры самозванцев могло заменяться рассказами о присутствии в войске царевича Алексея. Его роль, как предполагают, выпало исполнить захваченному в плен кабардинскому князю Андрею, сыну князя Камбулата Пшимаховича Черкасского. В другой везли… «патриарха Никона». И не беда, что донские казаки, добиравшиеся до Ферапонтова и Белоозера, так и не сумели заручиться поддержкой опального патриарха. Царь Алексей Михайлович воспринимал очень серьезно возможные связи разинцев с князьями Черкасскими и Никоном. В собственноручно составленных царем десяти «пунктах» к допросу Разина ровно половина касалась выяснения причин особых связей разинцев с терскими князьями, а возможно, и с князем Григорием Сунчалеевичем Черкасским в Москве. Царь хотел, чтобы бояре выяснили у Разина, для чего он Черкасского «вичил» (то есть называл по отчеству), «по какой от него к себе милости». О Никоне и низложивших его вселенских патриархах царь тоже хотел многое выяснить, тем более что какую-то грамоту «за Никоновую печатью» царю присылали «из-за рубежа», где хотели подчеркнуть связь «дела Никона» с выступлением разинцев. Царь спрашивал: «За что Никона хвалил, а нынешнева бесчестил», «за что вселенских хотел побить, что они по правде извергли Никона, и што он к ним приказывал…»^{702}

Но все это будет потом, а пока летом 1670 года Степан Разин находился в зените своей разбойничьей славы на Волге. Только одно его имя открывало затворенные крепости волжских городов. Обезопасив свой тыл в Астрахани, обеспечив войско людьми и припасами, разинцы вернулись к Царицыну и снова на своих «кругах» решали, как действовать дальше. Атаман спрашивал их: «Куда де им в Русь итить лутше, Волгою или рекою Доном?» Казаки могли возвратиться на Дон и далее пойти к Воронежу, но для них «Дон река коренная», и они опасались «запустошить украинные городы, которые к Дону блиско». Можно было пройти Доном и Хопром к Тамбову и Козлову, но здесь, в «многолюдных городах», их встретило бы умевшее хорошо воевать дворянское ополчение, привыкшее защищать засечную черту от набегов крымцев. И действительно, там уже был поставлен оборонительный заслон из правительственных войск. Отказались казаки и от совсем отчаянного варианта идти степью. Поэтому на войсковом «кругу» решили, что основные силы продолжат начатый поход вверх по Волге, где еще находилось немало городов с немногочисленной царской администрацией и гарнизонами, сочувствовавшими разинцам.

Казачье счастье разинских «работничков» сломалось под Симбирском. Симбирский воевода окольничий Иван Богданович Милославский, видимо, уже знавший о несчастной судьбе воевод Астрахани и Царицына, твердо решил защищать город: «И подле городовых стен укрепил крепости; уклал де мешками з землею и с солью и с мукою и, укрепя, сказал: хотя де помереть, а вору не здатца». Кроме того, за спиной окольничего стояло сильное войско, собиравшееся в Казани во главе с князем Петром Семеновичем Урусовым. Подмога оттуда пришла как раз накануне подхода разинцев к городу. Отряд окольничего князя Юрия Никитича Барятинского оказался в Симбирске 31 августа, а с 4 сентября начались продолжавшиеся больше месяца бои с войском Степана Разина^{703}.

В это время в Москве уже получили известие о захвате Астрахани и стали действовать целенаправленно и настойчиво, мобилизуя все возможные ресурсы и понимая, какими последствиями грозил переход низовьев Волги под контроль бунтовщиков. Из-за походов Разина рушились связи с Персией и Кавказом, не говоря уже об общем расстройстве дел. 1 августа 1670 года на Постельном крыльце был объявлен указ царя Алексея Михайловича. Обращаясь к членам Государева двора («Стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы, и всяких чинов люди!»), рассказывали о начале «воровства» донского казака Стеньки Разина с «прошлого 177 года». В «сказке» двору стремились показать, что Разин — вышедший из повиновения изменник и вероотступник, бивший и грабивший «прямых старых донских казаков», а также «приказных и торговых людей» на Волге. Особое негодование вызывал рассказ о гибели царского посланца на Дон и о начале действий Разина. Тут слышна речь не Тишайшего, а Грозного царя, адресованная самому атаману: