Царь Алексей Тишайший

Сбор служилых людей в полк боярина князя Юрия Алексеевича Долгорукого (сменившего прежнего командующего кравчего князя Петра Семеновича Урусова) сопровождался такими трудностями, что потребовалось вмешательство царя Алексея Михайловича. По царскому указу в города и уезды были отосланы специальные «выбойщики» с царскими грамотами с прикрепленными «отворчатыми печатьми». Грамоты выдавались «для страху», чтобы произвести должное впечатление на медлящих с выходом на службу дворян. 23 сентября царь приказал главе Казанского дворца боярину князю Якову Никитичу Одоевскому еще немного «посрочить царедворцом к смотру» и провести его в Москве 25 сентября, при этом объявить о царском смотре московских чинов: «сказать им, что нынешняго ж месяца 30-е число изволит их смотрить великий государь». Именно участие царя в смотре должно было скорее мобилизовать для похода служилых людей.

22—23 сентября 1670 года в Москве начались первые публичные казни захваченных в плен разинцев, которых присылали воеводы для расспроса о «вестях». Царь стремился получить полные сведения о том, что происходит на театре военных действий, но пока ему это не удавалось. Поэтому главному воеводе князю Долгорукому (а еще князю Ромодановскому в Белгороде) было передано царское распоряжение, «чтоб присылал с прямыми вестьми, смотря по человеку, которые бы бес прибавки сказывали, а не всяких вестовщиков». Царские интонации слышны в разъяснении этого указа боярину: «От прилагательных вестей многой плевел бывает». Первой жертвой ответного правительственного террора по отношению к восставшим стал совсем не донской казак, а крестьянин Сергей Иванов из тульской вотчины князя Ивана Андреевича Голицына. Случайно оказавшись в Паншине городке именно в то время, когда туда в мае 1670 года пришел Степан Разин, крестьянский сын был взят донцами с собой в поход на Царицын; всего их насчитывалось в то время две тысячи «донских прямых человек и гультяев». Показаченный крестьянин ходил с разницами к Астрахани и снова вернулся к Царицыну, откуда его послали с одним из атаманов Федькой Шадром в поход на Острогожск, снабдив «прелестными письмами» и приказом, «чтоб пришед на Украину и к Москве, людей взбунтовать». Расспросные речи Сергея Иванова помогли немного узнать о планах Разина (если призыв расправляться с боярами можно назвать «планом»): «А вор де Стенька с воровскими казаками остался на Волге и Волгою хотел итти до Москвы, а пришод де к Москве, побить всех бояр». Про дальнейшие действия Разина примкнувший к казакам «гультяй» ничего не знал, говоря, что был вместе с разницами «поневоле». Тем более что и своим товарищам, «прямым донским казакам», «вор де Стенька мысли своей… ведать не дает».

Слова тульского крестьянина подтверждались и «прелестным письмом», присланным в Москву из Белгорода воеводой боярином князем Григорием Григорьевичем Ромодановским 18 сентября 1670 года вместе с известием об освобождении Острогожска. На грамоте о доставке известия сохранилась помета: «Великий государь сей отписки слушал и бояром чтена». Скорее всего, читали при этом и «прелестное письмо», представляющее программу восставших: «Грамота от Степана Тимофеевича от Разина. Пишет вам Степан Тимофеевич всей черни. Хто хочет Богу да государю послужить, да и великому войску, да и Степану Тимофеевичи), и я выслал казаков, и вам бы заодно изменников вывадить и мирских кравапивцев вывадить. И мои казаки како промысл станут чинить и вам бы итить к ним в совет, и кабальный и апальныя шли бы в полк к моим казакам».

Царь и бояре ответили на этот призыв жестокими казнями, разослав указы вешать и «вершить» участников разинского движения. Тот же «казак» Сергей Иванов был казнен в присутствии многих людей «на Болоте» 23 сентября: ему отсекли руки и ноги и повесили тело. В своих статьях от 23 сентября царь требовал от думного дьяка Семена Титова, ведавшего Разрядным приказом, послать грамоту белгородскому воеводе, «чтоб острогожских самых пущих воров и заводчиков, а в начале Дзиньковского с товарыщи, велел вершить тотчас таким же обрасцом, как и вчерашняго числа вершен на Москве казак воровской» (князь Ромодановский казнил полковника Ивана Дзиньковского, не дожидаясь царской грамоты). Каждая из таких расправ должна была стать устрашением для восставших: «А для знаку в Острогожском и, с которой реки пришли, на берегу и около города человек 8 или 10 велел вершить, и в Ольшанском 3-х или 4-х, а достальных по городом, где шаталися».