Царь Алексей Тишайший

Согласно посольской инструкции, боярин князь Никита Иванович Одоевский предложил обсудить условия «вечного мира», но дипломаты Речи Посполитой, «проигравшие» Киев в Москве, оказались полны решимости вернуться к переговорам о его возвращении. Высказывались и другие претензии, связанные с уклонением от обязательств о «случении сил» по Андрусовскому договору. Неожиданностей не произошло: московские дипломаты повторили прежнюю тактику, указывая на «умаление» царских титулов, а также пресловутый «пашквиль». Но было и новое, потому что королевские представители попытались обвинить Москву в том, что они потеряли Правобережную Украину именно из-за бездействия московской стороны, что и толкнуло гетмана Петра Дорошенко в подданство турецкому султану. Эти аргументы боярин князь Никита Иванович Одоевский легко парировал указанием на настоящие причины — нестроения в самой Речи Посполитой: «от несогласия и от домашних раздоров и конфедерации». А про судьбу Киева был сразу дан четкий ответ, от которого московская сторона уже не отступала: город Речи Посполитой «никогда отдать невозможно». Объясняя свою позицию, снова ссылались на Бучачский договор и последующие изменения, связанные с присягой полков Правобережья в подданство московскому царю: «Вы отдали султану Украйну, в которой и Киев: так можно ли после того вам отдать Киев?»

Переговоры в Миговичах зашли в тупик и развели позиции сторон еще дальше. Обсуждалась даже целесообразность продления в таких условиях переговоров о «вечном мире». Их условием становилось требуемое польско-литовской стороной «случение сил», на что по-разному смотрели в Москве и Варшаве. Очевидно, что если бы в тех условиях царский поход в малороссийские города все-таки состоялся, то он был бы тоже воспринят не как подтверждение союзнических обязательств, а как их нарушение московской стороной, преследовавшей свои цели.

В разгар переговоров, 18 октября 1674 года, в Москве было получено письмо гетмана Самойловича, адресованное только-только получившему боярский чин Артамону Сергеевичу Матвееву. В нем содержалось долгожданное известие об отходе татарских сил от границы Левобережья: «По устроению Божию и молитвами Пресвятыя Богородицы и счастьем царского пресветлого величества, так учинилось, что тот неприятель в замыслах своих обманувся, подлинно пошол в Крым, мало нечто на той стороны орды оставя, а Дорошенко в Чигирин». Гетман Самойлович и воевода Ромодановский, устроив сторожевую службу по разным сторонам Днепра, распустили войско для отдыха из-за наступившего «осеннего времени». Понятно, что это известие отменило все приготовления царского похода, а еще стало поводом для большого праздника во дворце накануне памяти иконы Казанской Богоматери. Кстати, именно тогда, после представления одной из «комедий», на радостях царь Алексей Михайлович и напоил допьяна своих бояр и ближних людей…^{747}

Другим важным дипломатическим маневром московского правительства стала подготовка с 10 июня 1674 года нового посольства в Империю во главе со стольником Петром Ивановичем Потемкиным. Отметим молниеносную реакцию Посольского приказа, так как письмо об избрании королем Яна Собеского от резидента Василия Тяпкина пришло 9 июня, после чего сразу и состоялось решение об Андрусовской комиссии и о посольстве в Империю. Петру Потемкину предстояло выяснить, как цесарь Леопольд I относится к слухам о стремлении избранного короля Польши к союзу с турецким султаном. Согласно наказу Потемкин должен был говорить во время приема у цесаря, что Собес-кий является общим «великим неприятелем» Московского государства и Империи, «и с Турским салтаном может помириться вскоре», после чего собирается напасть на земли цесаря «для отвращения войны Францужской», а сам «с Крымом идти войною ж на государство государя нашего его царского величества».

23 октября послы оказались в Вене, где их, еще до официального приема, пригласили от имени императора на «комедию» (обещая, что «такой де комедии не бывало со сто лет в Вене и ни в которых государствах такой комедии не бывало»). Между европейскими и русским дворами началось, как видим, своеобразное театральное соревнование: представление в Вене шло девять часов, а в Москве доходило и до десяти! Однако московских дипломатов больше интересовало соблюдение этикета и исполнение целей своего посольства. А здесь их ждало разочарование. Император Леопольд I подтвердил на словах худшие опасения московского правительства: король Ян Собеский действительно «не подкрепил любви своей и дружбы» после вступления на престол ни с Империей, ни с Московским государством, поэтому все, о чем говорили послы, выглядело убедительным: «и тому де цесарское величество также верит и оказуется де то делом, а не словами»^{748}.