Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени

Июня 26 дня позвал государь Борис Феодорович Дионисия Палеологуса быть на казённом дворе у князя Фёдора Ивановича Мстиславского со товарищами. На Благовещенской паперти в Кремле встретили его бояре и приняли благословение. Тут он сел с ними, и князь Мстиславский расспрашивал его от имени царя о тех тайных великих делах, которые хотел объявить он государю. Вместе с Мстиславским назначены были для выслушивания слова митрополичьего ещё князь Дмитрий Иванович Шуйский, да бояре: Степан Васильевич и Семён Никитич Годуновы и посольский дьяк Афанасий Власьев.

И митрополит Дионисий молвил: «Как был я у цесарского величества, и цесарь со мною отпустил грамоту к Великому Государю, брату своему, Царю и Великому князю Борису Феодоровичу всея Руси, и сыну его царевичу Феодору Борисовичу, отпуская же меня, приказывал говорить об их государских тайных делах тайно. Первый Рудольф цесарь, утвердился и заклялся сам, а потом и меня к вере и клятве привёл, что мне о тех великих, тайных делах, мимо его Царского величества, никому не объявлять

(курсив Д. А.,), и я вам ныне, Великого государя ближние бояре, не объявлю, потому что учинилось с клятвою. А если тем его Царское величество будет недоволен, и о тех делах меня, богомольца своего, по какому-нибудь случаю, выслушать не захочет, а велит меня выслушать вам, своим боярам ближней думы, и яз про те дела, по его царскому велению извещу и объявлю».

Бояре пошли сказать о том царю Борису Феодоровичу, и государь послал к митрополиту посольского дьяка Афанасия Власьева с таким словом, что о том помыслит и ведомо ему учинит иным временем, и с тем отпустили митрополита на подворье.

Июля 1 дня приказал государь быть митрополиту у себя в палатах. Принят был Дионисий с обычной честью. Государь был в то время у Благовещения у обедни и явил Дионисия Палеологуса государю окольничий Михаил Салтыков…

На этом месте, к сожалению, прерывается любопытное дело митрополита Дионисия, и тайные речи его царю не показаны. Очевидно, отрывок «посольства Дионисиева» утрачен и, конечно, «не случайно». «Тайные беседы», очевидно, касались важных событий в Запорожской Сечи и за рубежом[70]

. Вероятно, Палеологус дипломатично и по-доброму предостерёг Бориса Годунова от поспешных действий, в случае появления или объявления в пределах России человека, претендующего на русский престол и называемого царевичем Димитрием Ивановичем. Вероятно, он смог в достаточной степени убедить Годунова и в том, что человек этот – то самое лицо, за которое себя выдаёт.

Правда, царь Борис, видимо, и сам не очень в том сомневался. Но проблема заключалась в другом. Годунов прекрасно понимал, что ему в случае успеха конкурента не поздоровится, уже хотя бы потому, что здесь, в России, близ его престола было много недоброжелателей. Да и потому, что дело зашло уже очень далеко, и за его спиной стояли сотни сторонников – партия Годуновых; его родные и близкие, и, наконец, его дети – продолжатели его династии. И потому, вероятно, Борис Феодорович в ответном слове митрополиту дал понять, что будет держать власть и бороться за неё до конца, или не ответил ничего определённого.

Но даже эта неопределённость ответа, не говоря уже о возможном отказе царя Бориса воздержаться от активных (военных) действий, привели к тому, что соединённое войско запорожских и донских казаков, а также союзной с ними польско-литовской шляхты южных и восточных регионов Речи Посполитой вступило в пределы России. Вступило и повело боевые действия против Годунова…

* * *

В тот же день, часом позже окольничий Пётр Никитич Шереметев представил царю Борису посланного патриархом Рафаилом Цареградским архиепископа Амиклонского Феодосия с его старцами. Кроме грамоты к царю и к патриарху Иову он привёз ещё грамоты двум иерархам роду греческого – архиепископам Арсению и Игнатию.