Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени

– То-то, славное було времечко, як козáкы пид кошевым Грицком Лобóдой ходылы на Килию и на Тягинь[43]. Тому ж шесть рокив мынуло. Тода ж хоругвь княжеска и сам князь Адам Вишневец во главе хоругви з намы на турка в Бессарабию пийшёл[44]. Добре турок мы в тех сичах повбывалы. Полэ́глы бусурманы пи́д нашими саблями, ины ж побéгли, та в Пруте-реце поутоплы́. Добрий рыцарь – пан Адам и истый християнин. Оставы́л зарубку турку, – стал рассказывать захмелевший войсковой писарь.

– Помятую, пане – писарь, тое время. Бул и я тем же роким пид хоругвью князя Адама, – смахнув слезу, молвил Перо.

– Славное було дило! – поддакнул писарь.

– А почто ж, пане полковныку, не в обиду будь спрошено, Северин Наливáйко и Гры́горий Лобóда с похода на турка повели козаков на ляхов и на шляхту? – осторожно спросил Перо.

– То ж ни нашего ума ди́ло. Ти́льке кажу тэ́бе, козáче, ни наведи ляхи и жиды унии на нашу Божью черковь, ни було б того лиха, – отвечал писарь.

– А и взаправду ль, добродию, казáлы лю

ды, що и кошевой Кры́стоф Коссы́нский и Наливайко и Лобóда, помяни, Господь их души, пы́салы́ государю Моськовскому и просы́лы́ прияти Запори́жску Си́чь пи́д ево ви́соку руку? – поинтересовался вновь Перо.

– Було и сие. Ти́льке балакаты о том ни трэ́ба!

– Нешто плохо было Низовскому войску под рукою Великого государя и царя Московского Феодора Иоанновича? – осторожно задал вопрос Повадин[45].

– Тэ́бе, Божья люды́на, печися трэ́ба о ди́лах Божией Черкви. Що тэ́бе Низовско вийско? – нахмурившись, отвечал войсковой писарь, указывая на монашеское положение Мисаила.

Наступило недолгое молчание. А следом, немного поразмыслив, Горобец задал вопрос Перу, почти незаметно перейдя с малороссийского диалекта на великорусский язык:

– Взаправду ль, панове, как писано в грамотьце князя Адама, середь вашего брата, есть тот, кого сам князь именует высокородным, ясновельможным сыном древнего княжеского роду? Да столь древнего, да славного, что и наши литовские князи и сам круль Жигимонт ему в подмётки чоботов ни годны, и шо оному впору на Москве самому Велы́ким государем быти?

Среди восседавших за столом вновь наступило продолжительное молчание. Наконец Отрепьев, испив до дна кружку горилки и утерев уста, твёрдо вымолви:

– Сие есть истинная правда, пан войсковой писарь. Только пока с казаками о том баять не след. Время не пришло. Как придёт, тогда и явим онаго. Пока ж зовётся сей государь сыном боярским, прощенья просим, сыном шляхетским, Димитрием Иваницким

.

Тут Горобец предложил вновь выпить за нового кóзака – шляхетского сына Дмы́тро Иваны́цкого. Перо разлил по кружкам, все выпили и закусили. Расстрига и Повадин по-прежнему пили немного. Последовали и ещё здравицы: «За вильно Запорижско вийско», «За войскового писаря пана Горобца», «За славного и мудрого кошевого Фёдора Полоýса» и целый ряд других здравиц, пока не опустел кувшин. Затем все присутствующие за столом троекратно расцеловались и со слезой на глазу поклялись в вечной дружбе. Правда, Расстрига и Повадин, в отличие от остальных, целовались и клялись сдержанно и немногословно.

А после встречи и застолья у войскового писаря приезжие были определены в Нежинский курень и поселились там, на временное жительство. Горобец сам ввёл гостей в просторную и длинную хату куреня, крытую камышом, и представил их находившимся там другим казакам. Впрочем, знакомство это было привычным и обычным явлением на Сечи и не вызвало никакого удивления, пересудов, не стало новостью для Низового казачества. Каждый день Отрепьев и Иваницкий продолжали усиленно учиться сабельному бою и готовиться к походу. Время и ход событий не заставили себя долго ждать…

* * *

Ещё в мае 1600 года Валашский господарь Михай (Михаил) Храбрый, к тому времени уже прославленный победами правитель объединённых княжеств – Валахии и Трансильвании, с семнадцатитысячным войском выступил против правителя Молдавии (поборника православия) Иеремии Мовилы (Могилы – как именовали его в Малороссии), намереваясь присоединить к своим владениям и Молдавское княжество. Под рукой Могилы было пятнадцати тысячное войско молдаван и три тысячи конной полькой шляхты. При сближении с валашскими войсками молдаване подняли восстание, и до сражения дело не дошло. Бежавший Иеремия Могила при поддержке поляков укрылся на северной границе Молдавии – в Хотинской крепости. Под властью Михая Храброго оказались все три Дунайских княжества. Он стал именоваться «господарем Валахии, Трансильвании и всей Молдавской земли».