Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени

Севернее, на самом высоком месте острова, ближе к переправе через днепровский рукав располагался острог – форт. Это сооружение, состояло из вала и рва. С высоты птичьего полёта острог выглядел пятиугольником с равными сторонами. По длине своей, линия сооружений острога достигала трёхсот саженей. По верху вала поставлен был тын из брёвен и толстых кольев. В специально сделанных проёмах стояли пушки – фальконеты. В каждой из четырёх сторон было установлено по четыре фальконета. В пятой – северной стене располагались массивные дубовые ворота. А по обе стороны ворот стояло ещё по одному фальконету. На трёх углах, где вал поворачивал, разместились приземистые башни-вышки, сооружённые из брёвен и крытые досками. В центре острога был виден рубленый православный храм. Внутри этой крепости на случай осады могло разместиться от двух с половиной до трёх тысяч человек.

Обитатели этого военного поселения были представлены сплошь мужеским полом. Ни одной представительницы прекрасного пола на Сечи было не сыскать. По неписанным законам «Вийска Запорижского» ни одна женщина не могла ступить ногой на землю Сечи. Козак, замеченный в том, что в войске с ним вдруг появилась женщина, был повинен смерти. Что же касается первой половины, то и она опять же была наполовину зело хмельна, а другая половина озабоченна трудами и промыслами. Представители хмельной половины пили, гуляли и спали во всех концах остров: в тени: под стогами сена, близ возов, у лозы и ивняка и во множестве других мест встречалась хмельная половина, представители которой, то наливали, то пели, то плясали, то стояли на четвереньках, то уже клонили головы ко сну. Что же касается трудящейся половины, то видно было, что запорожцы любят ловить сетями рыбу, ибо сети во множестве были развешены на кольях между куреней. Рыбу сушили тут же в связках и солили в кадках. Многие запорожцы занимались солеварением, мешки с «силью», лежали на возах, располагались под навесами и были хорошо укрыты шкурами. Кто-то построил в стороне небольшую халупу и на гончарном кругу крутил и лепил из глины миски, крынки, кружки. Его помощник, откинув мокрый от пота «оселедец», топил большую печь, обжигая глиняную посуду. Другой, сидя на низком стульце или чурбаке, покуривая люльку с душистым табаком, шил длинной иглой одёжу: короткополые тулупы и папахи из овчины, подкафтанья, штаны и рубахи из льняной ткани. Чоботари (сапожники) точали шилом и прошивали посмоленными нитками чоботы (сапоги), пояса и ремни из воловьей кожи. Две больших кузницы дымили близ берегов реки. Там стучали молоты и молотки, работало десятка полтора – два ковалей (кузнецов), которые чинили железный инструмент и ковали оружие. Повара варили на открытом огне съестное в больших казанах. Словом, каждый преуспевал в том, к чему был горазд.

Войсковой писарь Мыкола Горобец – невысокий и дородный казак с короткими усами и ежиком волос на голове, встретил путников на пороге Винницкого куреня, расположенного близ майдана.

– Добродию, пане полковны́ку, дай Господь тэ́бе доброго здравия, мы по твою душу. До тэ́бе пан, маем грамоту от ясновельможного князя Адама Вишневца. Вин велэл кланяться тэбе и напомнить о вашей з ным дружбе и товаристве, – сняв мохнатую папаху, и обнажив стриженую голову с осэ́лэ́дцем, произнёс казак с поклоном.

Приняв письмо из рук казака-сопроводителя, после его поясного поклона, писарь неторопливо сломал печать, снял шнур и развернул свиток. Читал он долго, с недоверием поглядывая на приезжих. Писаря явно не удивило то, что почти все вновь прибывшие приветствовали его лишь лёгким поклоном головы и держались довольно независимо, за исключением казака, передавшего письмо…

– Заходьте до мэ́не в вийсковий курень, то бишь в канштелярию

, – наконец промолвил он, сворачивая письмо в свиток и указывая на небольшую хату, стоявшую неподалёку.

Приезжие привязали лошадей у коновязи, дали им овса в торбах. Затем неторопливо вошли в хату, крестясь на образа. Степенно расселись за длинным столом. Войсковой писарь свистнул. На свист прибежал казачок-мальчишка лет пятнадцати. Поманив его к себе, писарь приказал:

– Петрусь, хлопче, принэ́си ко сюды с погребца четверть горилки, да сала шмат, да солоной рибы, да хлиба, да миску огирков солоных и яблок мочéных. Да, скорéнько! Водна нога здэ, друга там от!

Казачок обернулся быстро, принеся всё, что было велено. Через четверть часа, разлив хмельное из пузатого и узкогорлого кувшина, собравшиеся сдвинули кружки. Выпили сразу – махом. Немного посидев, повторили, закусив малосольными огурчиками, мочёными яблоками и солёной кефалью. Расстрига и Повадин вторую лишь пригубили. Разговор потёк сам собой. Войсковой писарь, набив табаком и закурив люльку, вскоре спросил:

– Як же поживае ясновельможный князь Адам, дай же ему, Боже, доброго здравия?

– Вашими молы́твами, пане сечевой каншлер, князь Адам у добром здравии пребывае, да молит Господа-Христа за Сичь и усё Низовско вийско, – с улыбкой и лёгким поклоном отвечал Перо.