Царь и схимник

«С твердым упованием на Бога, с ревностным усердием Государю и с пламенною любовью к Отечеству совершим в сию ночь приступ к городу Немуру. Со всех полков наряжаются по три, а с Атаманского полка пять сотен пеших казаков с дротиками. У кого есть патроны, тот должен быть с ружьем. Соблюдать тишину; а подступая к городу с трех назначенных мест, производить беспрерывный крик. У страха глаза большие; неприятелю сила наша неизвестна. Город кругом окован нашей цепью; никто не подаст вести врагу. Вспомните измаильский приступ: к стенам его казаки шли с открытой грудью. Вера и верность увенчались там успехом; и здесь, уповая на Бога, ожидаем несомненно славы и победы. Овладев городом, не чинить жителям никакого вреда, никакой обиды. Покажем врагам нашим, что мы побеждаем супротивников верою, мужеством и великодушием…»[102]

Наступила темная ночь. Матвей Платов сидел на камне и дремал. Тут его побеспокоил хорунжий и доложил, что казаки готовы на штурм. Платов встал, перекрестился и сказал полковнику Шпербергу, назначенному командовать спешенными казаками:

– Дай Бог, чтобы неприятель сдался без кровопролития!

Казаки пошли на приступ. Подойдя к городу, они подняли страшный крик, и два орудия донской артиллерии начали обстрел городских стен с близкого расстояния. Французы открыли беспорядочный ответный огонь, но донские пушки целенаправленно разбивали ворота.

Первый приступ был отбит. Тогда атаман Платов послал на помощь Шпербергу эскадрон и приказал непременно поджечь ворота.

Казаки почти без потерь пробились к воротам, подложили порох, солому, и вскоре пламя пылающих ворот рассекло темноту ночи. Донцы с криком и гиканьем вновь кинулись на приступ. Им помогали сотни черноморцев. Вдруг среди всеобщей трескотни, пушечных выстрелов и криков раздались резкие звуки трубы – неприятель трубил о сдаче. План психической атаки, составленный Платовым, сработал!

Атаман предложил городскому гарнизону покинуть стены крепости и выходить для пленения и сдачи оружия. Он обещал, что спокойствие жителей ничем не будет нарушено. К рассвету все было кончено. Атаман вместе с офицерами приносил благодарение Всевышнему. А в это время заря на востоке возвестила о приходе нового дня, и многочисленные пленники городского гарнизона, сидя на корточках в казачьем лагере, увидели вокруг себя только небольшой конный отряд донских и черноморских казаков.

Об этом со всеми подробностями доложили царю Александру, что немало позабавило его.

Платов же позвал к своему шатру коменданта крепости Немур – закусить, чем Бог послал.

– А где же ваша пехота? – спросил пленный гость.

– Вот те люди, – атаман показал на своих казаков, – которые штурмовали вас ночью.

– Я должен быть расстрелян за мою оплошность! – завопил французский полковник. – Никогда бы я не сдал города, если бы знал, что тут одни казаки!

– Э, друг мой, – похлопал его по плечу атаман. – Прежде не хвались, а Богу помолись! Напиши-ка лучше Наполеону, что с нашим Государем ополчился на него сам Бог, и мы не желаем зла никому из французов, но хотим истребить только его, нашего заклятого врага.

Торжественно, во главе своего Атаманского полка, вступил в Немур Платов. Жители приветствовали казаков радостными криками: все радовались, что «страшные» русские город грабить не стали.

А 30 марта под стенами Парижа произошло последнее сражение. К утру следующего дня русские овладели всеми валами и рвами столицы Франции, и к 10 часам утра русский Государь Император Александр I вместе с королем прусским вступил в завоеванный город.

Донским казакам было разрешено стать биваком на Елисейских Полях, и туда целыми днями приходили жители Парижа посмотреть на доблестных нашумевших воинов. Два с лишним года побеждали они непобедимую до той поры французскую армию. Их атаман – граф Матвей Иванович Платов – вызывал особый интерес. Даже англичане пригласили его посетить Лондон, подарив атаману драгоценную, украшенную бриллиантами, саблю. Англичане преклонялись перед храбростью русского и восхищались его умом и сообразительностью. На английских фабриках стали выпускать блюда и чашки с изображением донского атамана и русского императора.

Сам Александр никогда не забывал верности казаков, отличившихся в борьбе за освобождение Отечества, но и после, по благословению старца Серафима, не раз вспоминал это время, благодаря Богородицу, защитившую Москву от извергов. После войны им была подписана грамота войску Донскому, в которой значилось:

«Божией поспешествующей милостью МЫ, АЛЕКСАНДР ПЕРВЫЙ, Император и Самодержец Всероссийский и пр. и пр. и пр. На Дон в нижние и верхние юрты, нашим атаманам и казакам, войсковому атаману генералу от кавалерии графу Платову, правительству войска Донского и всему оному знаменитому войску, Нам вернолюбезному: