Царевич Дмитрий. Тайна жизни и смерти последнего Рюриковича. Марина Мнишек: исторический очерк

Современники и историки называли разные причины помилования Шуйского. Говорили, что Дмитрий не захотел сразу ссориться с боярством, желал заслужить народную любовь, уступил своему великодушному нраву и т. д. Нельзя исключить связь этого поступка с социнианским вероучением, которое осуждает смертную казнь, – оно, как мы знаем, весьма прочно укоренилось в Дмитрии. Но каковы бы не были причины помилования Шуйского, для нас в данном эпизоде важнее то, что проявленное к нему великодушие плохо сочетается с представлением о Дмитрии, как об авантюристе-самозванце. Психология самозванцев, тиранов и выскочек остается неизменной во все века – они пользуются любой возможностью укрепить свою власть и уж тем более никогда не упустят удобного случая уничтожить своего врага. Помилование Шуйского историки называют главной ошибкой Дмитрия, погубившей его. Да, это была ошибка, но ошибка не самозванца, а человека, убежденного в том, что его права на престол никем не могут быть оспорены.

Столь же милостиво Дмитрий обошелся с единственным представителем церковной иерархии, протестовавшим против его воцарения, – епископом Астраханским Феодосием. Этот архиерей, упорно провозглашавший анафему Дмитрию, как еретику и расстриге Гришке Отрепьеву, был привезен возмущенными астраханцами в Москву. Когда его привели к Дмитрию, тот спросил:

– Астраханский владыка, за что ты меня, прирожденного царя, называешь Гришкой Отрепьевым?

Вид Дмитрия поколебал в Феодосии уверенность в правоте грамоты патриарха Иова.

– Бог тебя знает, кто ты таков и как тебя зовут, – только и мог ответить он, – мне ведомо лишь то, что настоящий царевич Дмитрий убит в Угличе.

Дмитрий не причинил ему никакого вреда и отпустил с миром. Кстати, царь не боялся встреч с людьми, знавшими Григория Отрепьева. Так, он приказал вернуть из ссылки архимандрита Чудовского монастыря Пафнутия и даже возвел его в сан митрополита. Вообще духовенство легко и без оговорок признало новую власть.

Беспокойства и неприятности вскоре забылись в череде новых праздников.

18 июля в Москву приехала царица Марфа.

Дмитрий устроил матери торжественную и пышную встречу. Во всех городах, через которые она проезжала, народ оказывал ей почести, подобающие не смиренной инокине, но царской особе. В Лавру за ней была выслана царская карета. Сам Дмитрий с толпою вельмож ожидал ее в селе Тайнинском, где в то время имелся царский дворец. Вся Москва вышла вслед за ним, чтобы не пропустить необыкновенное зрелище; народу было интересно увидеть, как поведут себя мать и сын, заново обретшие друг друга.

Завидев подъезжавшую карету, Дмитрий поскакал ей навстречу. Когда он поравнялся с ней, карета остановилась. Дмитрий быстро соскочил с лошади и, не дожидаясь, пока Марфа выйдет к нему, сам бросился к ней в объятия. С четверть часа они рыдали, обнявшись, на виду у всего народа, тоже бурно выражавшего свои чувства слезами и радостными приветствиями и восклицаниями. Потом карета двинулась дальше. Дмитрий шел рядом с дверцей кареты до самой Москвы, обнажив голову и не спуская с матери нежного взгляда. В городе он вскочил на коня и ускакал вперед, чтобы у стен Кремля воздать Марфе новые почести. Шествие царицы по Москве напоминало его собственный въезд – те же бесчисленные толпы людей в нарядных платьях, оглушительный трезвон колоколов, цветистые поздравления… В Успенском соборе мать и сын усердно клали земные поклоны и раздавали щедрую милостыню. Затем Дмитрий проводил Марфу в Вознесенский монастырь, где для нее были устроены роскошные покои. В последующие дни он ежедневно приходил к ней и проводил в ее комнате по нескольку часов. Другим знаком его почтения и уважения к матери было то, что ее имя велено было поминать в церкви прежде царского.