Царевич Дмитрий. Тайна жизни и смерти последнего Рюриковича. Марина Мнишек: исторический очерк

Недовольными вновь верховодил князь Василий Шуйский, которого Дмитрий после помилования неосторожно приблизил к себе. На этот раз Шуйский изменил тактику: чтобы опорочить Дмитрия в глазах бояр и народа, он делал упор не на самозванство царя, а на его поступки, объявляя их опасными для веры и обычаев и несущими погибель государству.

Шуйскому без особого труда удалось привлечь на свою сторону кромского «героя», князя Василия Васильевича Голицына, князя Куракина и боярина Михаила Ивановича Татищева (о последнем известно, что он проявлял особую озлобленность против Дмитрия после того, как царь едва не сослал его в Вятку за то, что он упрекнул его в употреблении в пищу телятины – по московским воззрениям это считалось грехом, наряду с поеданием голубей); кроме того, теперь его поддерживала часть высшего духовенства, раздраженного готовящимся браком царя с католичкой. Казанский митрополит Гермоген (будущий патриарх) и коломенский епископ Иосиф открыто заявляли, что Марину необходимо заново окрестить.

Заговорщики развернули широкую агитацию среди командиров отрядов, шедших через Москву в Елец. Шуйский вновь превратил свой дом в политический клуб.

– Мы, – говорил он собравшимся сотникам и пятидесятникам, – признали расстригу царевичем ради того, чтобы избавиться от Бориса. Мы думали: он молодец, будет, по крайней мере, хранить нашу веру и обычаи земли нашей. Мы обманулись. Что это за царь? Какое в нем достоинство, когда он с шутами да с музыкантами забавляется, непристойно пляшет, да хари (маски) надевает! Это скоморох! Он любит больше иноземцев, чем русских, совсем не прилежен к церкви, позволяет иноверцам некрещеным с собаками входить в православные церкви и осквернять святыню храма Господня; не соблюдает постов, ходит в иноземном платье, обижает духовенство, хочет у монастырей отобрать достояние. Вот, арбатских попов выгнал из домов и поместил там немцев; возится с латинами и люторами, ест-пьет с ними, с нечистыми, да еще теперь женится на польке! Этим делается бесчестье нашим московским девицам! Разве у нас не нашлось бы ему из честного боярского дома невесты и породистее, и красивее этой еретички? А что будет, когда он женится на польке? Польский король станет нами помыкать; мы будем в неволе у поляков. Вот он теперь хочет, в угоду польскому королю, воевать со шведами, и послал уже в Новгород мосты мостить; да еще хочет воевать с турками. Он разорит нас, кровь будет литься, а ему народа не жаль, и казны не жаль: сыплет нашею казною немцам да полякам. Вот, уже сколько теперь он растратил, что же дальше будет! Если мы останемся с ним, то дойдем до конечного разорения и станем притчей во языцех! Но паче всего он намеревается веру святую искоренить и ввести проклятую латинскую веру!

Слова Шуйского находили живой отклик у слушателей; заговор распространялся за пределы Кремля – среди дворян, купцов, стрельцов. Уже в январе 1606 года семеро стрельцов во главе с Андреем Шеферединовым, убийцей Федора, сделали попытку убить Дмитрия. 8 января они проникли во дворец, но были обнаружены немецкими телохранителями. Шеферединову удалось бежать, остальных поймали.

Узнав о попытке покушения на его жизнь, Дмитрий приказал стрельцам собраться на заднем дворе без оружия. Он вышел к ним в сопровождении Мстиславского, Басманова, Нагих, нескольких поляков и роты алебардщиков. При виде царя стрельцы сняли шапки и поклонились ему до земли. Их покаянные физиономии вызвали у Дмитрия улыбку:

– Умны!

Не сходя с дворцовой лестницы, он обратился к ним:

– Мне очень жаль, что вы грубы, и нет любви в вас. Доколе вы будете заводить смуты и делать бедствие земле? Она и так страдает: что же, вы ее хотите довести до конечного распада? Вспомните изменников Годуновых – как они истребили знатные роды в земле нашей и овладели неправедно царским престолом. Какую кару земля понесла за это! Меня одного сохранил Бог и избавил от смертоносных козней, а вы ищите меня погубить и ухищряетесь всякими способами произвести измену. В чем вы можете обвинить меня, спрашиваю я вас? Вы говорите, что я не истинный Дмитрий; обличите меня и тогда вольны лишить меня жизни. Моя мать и эти бояре мне свидетели. Как могла быть, чтобы кто-нибудь, не будучи истинным, овладел таким могущественным государством без воли народа? Бог не допустил бы этого. Я подвергал опасности свою жизнь не ради своей высоты, а затем. чтобы избавить народ, упавший в крайнюю нищету и неволю, под управой и гнетом гнусных изменников. Меня к этому призвал Божий перст. Могучая рука помогла мне овладеть тем, что мне принадлежит по праву. Я вас спрашиваю: зачем вы злоумышляете против меня? Говорите прямо, говорите свободно предо мной: за что вы меня не любите?

Стрельцы повалились на землю.

– Царь государь, смилуйся! – со слезами вопили они. – Мы ничего не знаем: покажи нам тех, кто нас пред тобой оговаривают.

Дмитрий велел привести семерых заговорщиков.

– Смотрите, – сказал он, – вот они повинились и показывают, что вы зло мыслите на вашего государя!