Царица Армянская

победят. Мари-Луйс уверена в этом. «Благодарю вас, о всесильные боги

Мажан-Арамазд и Эпит-Анаит, за то, что вы помогли мне одурманить

Мурсилиса, сделали этого страшного изверга мягче воска и бросили к ногам

моим!»

Она взглядом дала понять Таги-Усаку, чтоб он удалился, и тот

торопливо попятился к двери и вышел. На ковре остался открытый ларец

эбенового дерева, в котором сверкали диковинные камни.

Мари-Луйс легким движением сбросила с плеча пурпур своей тоги,

полуобнажив грудь, и стала ластиться к растерянно-беснующемуся Мурсилису,

даже губами к нему потянулась.

— Не огорчайся, о великий, о божественный, возлюбленный властелин

мой! — страстно нашептывала она ему. — Перед твоею мощью все падет! Я

негодую вместе с тобой, узнав о случившемся, единственный мой, властелин

души и тела моего! Положись на меня, я все сделаю для того, чтобы звезда

твоего царства сияла подобно солнцу!..

Она сбросила с ног шитые золотом сандалии, дабы молиться босой,

опустилась на колени и стала истово отбивать поклоны.

Царь снова взъярился:

— Да разве мир не ведает, что имя его завоевателя и правителя

Мурсилис?! Я залью страну Уганны кровью его подданных и утоплю в ней всех

армян!..

А Мари-Луйс продолжала успокаивать его:

— Все желаемое тобою свершится, о великий царь! Ведь этого жаждут и

боги, тебе покровительствующие! А раз так, отринутый богами Каранни,

вторгшись в твою страну, найдет здесь свою погибель...

Мурсилис, не унимаясь, ревел зверем:

— Силой своего оружия я заставлю этого Каранни служить мне!.. Царь

рабов!.. Он еще узнает!.. Я сам пойду войной на армян! Это решено!..

Ликованию Мари-Луйс не было предела: свершается задуманное ею! Во

всем свершается!.. Вспомнила о Таги-Усаке: «Жаль-то как его. Пришлось

бедному перед этим ничтожеством на коленях ползать. Он достоин награды.

Дорогой мой, властелин неба и души моей!..»

В Хаттушаше все было поставлено с ног на голову. Словно буря над

городом пронеслась. Шла лихорадочная подготовка к походу против Страны

Хайасы.

* * *

В один из вечеров, когда уже стемнело, Ерес Эпит обрядила Таги-Усака

в женское платье и тайно провела его к Мари-Луйс. По знаку царицы сама она

тотчас покинула ее покои.

Мари-Луйс долго молчала, взирая на своего астролога в нелепом бабьем

облачении, и наконец проговорила:

— Я позвала тебя, Таги-Усак, затем, чтобы расплатиться за привезенные

тобою драгоценности...

Она пригласила его за стол, уставленный кипрскими винами, блюдами из

рыбы, что водится в Верхнем море, всем тем, чем потчевала Мурсилиса,

принимая его у себя.

— А ты разве не могла подмешать яду в вино тому, кто держит тебя

пленницей?

Царица усмехнулась:

— Я вижу, бог отнял у тебя разум и набил голову глупостью?.. Кто бы,

по-твоему, в таком случае повел на гибель воинов Хеттского царства?..

Таги-Усак с искренним удивлением посмотрел на нее. Догадка озарила

его:

— Мне нравится твоя задумка!..

— Неважно, нравится она тебе или нет! — пожала плечами царица. — Хуже

то, что, начиная или задумывая важное дело, я не ищу помощи и у

Мажан-Арамазда. Если и обращаюсь к нему, то не движением души... Когда ты

в последний раз видел моего супруга?

— В день отправления сюда.

Мари-Луйс верила, что Каранни очень тревожится и беспокоится о ней...

Но ведь и она не меньше страдает... Человек должен быть богом, чтобы уметь

увидеть затаенную в своей груди отраву, злой яд, черную кровь, жалкий

страх и всю оборотную сторону своей сути. Но он не бог...

— Царственный супруг твой, — оторвал ее от раздумий Таги-Усак, —

которому боги определили тысячу лет жизни — если верить богам, — поручил

мне устроить твой побег.

Огромные, горящие огнем глаза царицы наполнились слезами. И от этого

она стала еще прекраснее: «Неужто я еще нужна своему супругу? — с

удивлением размышляла она. — Если да, то я откажусь исполнить его

желание!..»

— Все готово к твоему побегу, божественная. Со мной есть еще люди в

помощь.

Царица, словно не слыша его, подняла чашу с вином и пристально

посмотрела на Таги-Усака. Тяжелым был этот взгляд, но не чуждым и не новым

для Таги-Усака.

— За чистую и верную любовь!

— За чистую любовь! — поднимая и свою чашу, сказал он. — За чистую

любовь!..

— И за моего супруга!

— И за здоровье престолонаследника Каранни!

Они молча пригубили чаши, глядя друг другу в глаза, словно не вино, а

горение душ своих испивали.

Царица пила ничем не заедая. Взгляд ее постепенно мрачнел и делался

все холоднее и холоднее. Вот она встала, волевая и гневная.

— Есть вещи, Таги-Усак, для людей столь низких, как ты,

непозволительные. Не кичись моей любовью и не преувеличивай моей к тебе

приязни. Благословляй своих богов, что я еще не вырвала твое сердце и не

кинула его на съедение псам. — Она жадно вдохнула воздух и продолжала: —

Не докучай мне своим присутствием, не береди душевную рану. Где и когда

это видано, чтобы подобный тебе раб осмеливался касаться губ богоравной

своей властительницы?! Моею дланью сносятся головы непокорных. Даже боги