Царица Армянская

Всю ночь двери храма оставались открытыми. Никто их не охранял. Даже воины, из боязни темноты, не входили туда. Девять колонн высились перед входом. Днем все тут было украшено цветами и омыто водой священной реки Тер Мадон, вокруг били в барабаны, отгоняя злых духов, чтобы не проникли в Нерик.

Мари-Луйс не спалось и было очень беспокойно. Перед глазами стоял Таги-Усак и рядом с ним дочь Миная Нуар.

Из Мецамора астролог вернулся вроде бы довольный и гордый собой. Рассказал подробности встречи с престолонаследником, рассказал и о том, как, выполняя его приказ, отправил к нему одну из его сестер, которая должна стать женою мецаморского горнового. Мари-Луйс слушала все вполуха.

Сейчас, когда подозрения скребли ей душу, она молила богиню Эпит-Анаит, чтобы та освободила ее от дум о Таги-Усаке. Но похоже, что богиня отвернулась от нее, не внимает молитвам.

— О безжалостные боги!..

Мари-Луйс посмотрела на безмятежно спавшую девушку-приемыша, предназначенную в жертву этим безжалостным богам, и подумала: «Хоть ты помоги мне своей чистотою вырвать занозу из сердца!» Царица чувствовала себя безутешной и отринутой всеми изгнанницей.

Надежда вновь затеплилась в ней на исходе второго месяца паломничества.

Опять гремели барабаны, оглушая вся и всех, в хороводах кружились юноши и девушки с венками из белых цветов на голове. В веселье все перемешались: и армяне, и хетты. И были словно безумием охваченные.

Мари-Луйс, наблюдая это беснование толпы, все больше и больше преисполнялась негодования и решимости разрушить храм бога Шанта. Иного пути для пресечения зла больше нет.

Узколобый властитель Нерика не без опаски переступил порог покоев царицы.

— Там к тебе просится девушка, великая царица! — сказал он, опускаясь на колени.

— Кто она?

— Дочь медника Миная, божественная. Зовут ее Нуар.

Царица насторожилась:

— Что ей надо?.. Я, кажется, видела ее…

Мари-Луйс снова почувствовала себя одинокой и покинутой. И очень вдруг испугалась своего одиночества. Пусть придет хоть эта Нуар, которая сияет как свет… Которая… Пусть придет, если даже и с недоброй вестью. Может, немного развеет тоску…

— Скажи, пусть войдет.

Нуар, как подобало в такой день, была вся обвита белыми цветами: и на голове венок, и вместо пояса стан обхвачен гирляндой из цветов.

Она опустилась перед Мари-Луйс на колени, коснулась губами носка ее шитого золотом башмака. И в этот миг царицу бросило в холодный пот. «Неужели, — подумала она, — Таги-Усак предпочел мне эту дикарку?!»

— Доброго тебе утра, великая царица! — полушепотом выдохнула девушка.

— Пусть оно будет добрым и для тебя. Встань, дитя мое, и положись на мое благорасположение. Будь правдива и чиста, как твоя душа.

Нуар поднялась.

— А ты красивая! — не удержалась Мари-Луйс.

Девушка, как бы смутившись, закрыла лицо руками и горячо проговорила:

— Нет и не может быть в этом мире никого красивее тебя, благословенная царица! Прости меня!..

— Кому ты отдала свою девственность, Нуар? У нас ведь принято, чтобы такие голубки, как ты, приносили себя в жертву какому-нибудь из богов. Так кто же он? Скажи?..

— Тот, кому все дозволено, великая царица. Кому я не смела противиться, кто имел на меня право…

Царица была сама не своя. До чего же бесчувственна и бесстыдна эта девица! Как с неба упавший камень навалилась на душу и давит.

— Что за нужда привела тебя, красавица, к царице армянской? — спросила Мари-Луйс, с трудом одолевая свою неприязнь.

— Я пришла умолять тебя, божественная, о том, чтобы ты освободила Таги-Усака, всеславного и мужественного раба твоего!..

Все творится волею зла! Эта девица отнимет у нее того, кого она никому не желает, не может уступить. Мари-Луйс непроизвольно взяла Нуар за подбородок. Какой он нежный, мягкий. Достаточно легко прикоснуться кинжальчиком с рукоятью из слоновой кости и… Да, но это было бы принесением человека в жертву?.. И такое совершила бы она сама? Она, которая запретила жрецам?.. Разве не ею и не в ее доме укрыта хеттская девушка, предназначенная в жертву ненавистным богам? Нет, нет, не обагрит она кровью своих рук!

Словно отрезвев, Мари-Луйс отошла от Нуар.

— Я ведь давно освободила Таги-Усака от рабства. Еще живя в доме отца своего. И сделала это по велению души. Может, он чем-то недоволен?..

Спросила и с надеждой подумала: «Хоть бы это было не так!»

— О нет, божественная! Я от себя прошу. Таги-Усак и ведать не ведает о том, что я делаю!..

Мари-Луйс, чуть прищурясь, оглядела Нуар. Та сверкнула зрачками и, снова упав на колени, взмолилась:

— Освободи Таги-Усака, великая царица! Ведь в твоей власти счастье всех, и его тоже. Ты могущественная и богоравная! Молю тебя, припадая к стопам твоим!..

Сердце царицы сжалось. Вот и еще одна страдает по нему. Очень жаркие объятия у ее астролога и управителя, невозможно не растаять в них. Этой девушке явно ведомо, каково на вкус дыхание Таги-Усака. О боги, вечно вы творите такое, что противно желанию и сути человека.

Ужасно обездоленной ощущала себя царица.

— А почему сам Таги-Усак не просит меня об этом? Почему именно ты выступаешь посредницей?..