Царица Армянская

— Да, да, хочу!.. И буду в благодарность молиться богам за тебя!..

— Однако, вдовствующая царица, права на тебя принадлежат не мне, а моей супруге.

— Я боюсь ее, боги!

Она уткнулась лицом в ладони и заплакала, а когда снова подняла взгляд, Каранни уже не было.

Очень ей было страшно при воспоминании о Мари-Луйс, о ее глазах, которые, того и гляди, ужалят словно змеи.

Очень страшно. Да кому пожалуешься…

* * *

Каранни направился к Мари-Луйс. Может, боги помогли ей смягчиться и настроиться на примирение?..

С утра до вечера Нуар просит его, умоляет делать все для того, чтобы вновь обрести близость царицы.

Мари-Луйс встретила супруга с покорностью, но и с величием. Приказала служанкам принести разной снеди и вина, сама все ему подавала. Каранни даже показалось на миг, что ее влечет к нему. Но, увы, это только показалось. Она была далека, как никогда.

Говорили супруги о нуждах войска. Вспоминали о сыне, о недужном царе Уганне. Мари-Луйс взволновалась, пожаловалась, что ужасно соскучилась по сыну своему, по дому. Каранни пил вино и согласно кивал всему, о чем бы она ни говорила.

Собравшись уходить, он сказал:

— Прикажи не оставлять вдову Мурсилиса без присмотра, чтобы не отравилась или как-нибудь еще не порешила себя.

— Она такого не сделает, не бойся. Эта чувственная самка еще не отрешилась от земных радостей. Ну а если бы она даже и покончила с собой, тебе-то какая от того печаль, мой государь?..

— Я хочу увезти ее к нам, в Куммаху.

В глазах у Мари-Луйс сверкнул огонь, но она не обнаружила своего подозрения и с улыбкой спросила:

— Хочешь сделать ее своей женой?

— Хочу, чтоб служанкой у тебя была царица хеттов.

Каранни с мольбой смотрел на нее. И Мари-Луйс понимала, о чем он молит, но покачала головой и сказала:

— Спокойной ночи, мой государь.

Он вышел, а Мари-Луйс еще долго стояла неподвижная и, казалось, даже бездыханная.

Но вот тонкие ноздри ее вздрогнули, она ударила в ладоши и приказала вбежавшей служанке привести вдову Мурсилиса.

Та не замедлила явиться, опять вся разряженная. Ее вид вызвал у Мари-Луйс раздражение, но она тем не менее приняла ее учтиво, усадила и сказала:

— Ты должна выбрать себе нового мужа, царица.

Пленница посмотрела на нее пустым взглядом, но при этом не без кокетства проговорила:

— Во мне еще много огня.

Мари-Луйс громко засмеялась.

— Твой царственный супруг говорил то же самое.

— Он был жалок и вызывал у меня только презрение и брезгливость. Вечно предавался блуду и пьянству. Ему мало было женщин Хаттушаша. Со всех концов мира велел свозить их к себе. Вот он какой был. Добром никто его не вспомнит.

Мари-Луйс смотрела на нее и думала: «А ведь эта ничтожная женщина если страдает, то лишь от неудовлетворенности своей плоти. Сластолюбивая, чувственная самка, она, чего доброго, сумеет затянуть Каранни в свои тенета. В мире нет ничего постоянного, устоев нет. Ничему нельзя верить, даже своею рукою содеянному…»

Однако и на этот раз хеттскую царицу угостили на славу. Мари-Луйс даже поощряла ее к болтливости: пыталась прояснить для себя, не породил ли Каранни в душе этой блудливой самки каких-нибудь надежд.

Только в полночь она наконец выпроводила Тагухепу, наделив незначительными подарками, и сама потом долго сидела задумавшись. Но вот она попросила позвать Таги-Усака. Тот сразу вошел, будто ждал зова, стоя за дверью.

Мари-Луйс сидела напряженная, словно тигрица, готовая к броску.

Наконец, как бы выйдя из оцепенения, она четко проговорила:

— Немедленно вывезти из Нерика вдову Мурсилиса.

— Я готов исполнить твой приказ. Но, прости мне, божественная, ревность твоя беспричинна.

Мари-Луйс не на шутку взъярилась:

— Прекрати бередить мою душу!..

За яростью последовало смирение. Она про себя сердилась, что не умеет сдерживаться при астрологе. Откуда в нем столько силы?.. Ничем его не сломишь…

Царица тяжело вздохнула и уже спокойно сказала:

— Доставь ее к хеттской границе и… пусть убирается с богом.

Через два дня Каранни поинтересовался, что с пленницей.

— Не больна ли? Почему-то не видно ее.

— Подозрения твои не безосновательны. Царица отравилась.

— Неужели?

Мари-Луйс пристально воззрилась в него: не сожалеет ли? Но нет. Он был откровенно равнодушен. И она наконец облегченно вздохнула.

— А куда девали ее останки?

— Я приказала вывезти из города и сжечь.

— Мне так хотелось, чтобы она стала твоей служанкой…

— У меня и без нее хватает слуг.

— Как знаешь…

Оба явно понимали друг друга. Ничего больше не говоря, они вышли. Им предстояло присутствовать на похоронах останков Урси Айрука. Хоронили его в приделе нерикского храма. Великий жрец войска готовился к совершению обряда погребения, а Каранни вошел в храм и попросил оставить его там одного: он оплакивал преданного воина и славного родоначальника, сетовал на то, что боги не уберегли его.

Вошла Мари-Луйс и с упреком сказала:

— Опомнись. Войско ждет тебя. И снег идет, люди мерзнут.

Во всем своем царском облачении они предстали перед войском.

Воины опустились на колени, Каранни подошел к покойному, коснулся губами его лба и торжественно изрек: