Царица Армянская

— Вы были свидетелями того, как я отказался от должности властителя Нерика, предложенной мне царем Каранни. Были?

— Да, свидетели!..

Арбок Перч рванул серьгу из уха — подарок Каранни — и бросил в кусты.

— Отказываюсь и от этого дара царя. Сейчас, когда мы сами себе властители, я спрашиваю вас, свободные люди, хотите вы впредь оставаться со мной?

— Хотим, хотим! — ответили все хором.

Ерес Эпит, которая была единственной женщиной в отряде мятежников, с гордостью взирала на своего супруга и испытывала к нему все большую и большую преданность и любовь. Только теперь, только с ним она вдруг поняла, что всю жизнь боялась лишь богов и царей…

Места тут, в Тайке, хорошие. С вершин просматривается весь горизонт. Воды много, леса богатые. И становище надежно укрыто в их чаще от недоброго глаза и слуха.

Минул первый день, затем еще и еще.

Арбок Перча почему-то тревожила безмерная кротость и нежность Ерес Эпит.

— Может, тебе горько здесь, на чужбине, жена моя? Может, нежеланный я? Если так, только скажи, я готов сам доставить тебя в дом твоего отца, дать тебе свободу! Нет для человека ничего более святого, чем свобода.

Ерес Эпит кинулась ему на шею:

— Я счастлива с тобой, Арбок Перч! Боги тому свидетели!

— Счастье — это игра богов. Нам, смертным, оно перепадает редко. Да и то порой лишь для того, чтоб обернуться бедою. Человек — сам себе бог и собою держится в мире.

Ерес Эпит погладила ему руки.

— О Арбок Перч, супруг мой, ты удивительный, необыкновенный человек.

Она обернула свои длинные косы вокруг его шеи, как ожерелье, и, нежно ластясь, сказала:

— Я осмелюсь спросить у тебя: разве нельзя жить свободным и независимым?

— Как тебя понимать?

Ерес Эпит, видно, не знала, как выразить то, что занимало ее мысли. Она не робела, нет. Просто не находила слов.

— Вот ты восстаешь против богов, против царей. Так ведь?

— В этом смысл моей жизни.

— Выходит, этим ты связываешь себя с ними, снова сковываешь цепями свою свободу. Выходит… Нет, не могу я никак выразить. Понимаешь, мне ясно одно: вот ты отказался служить царю, но свободы у тебя все равно нет, ты связан враждою с недругами, зависим от этой вражды, от их воли и действий?..

О боги, о чем вещают эти нежные уста, созданные для жарких лобзаний!..

— Человек извечно в оковах, — продолжала Ерес Эпит. — Да, да, в оковах. Причем по своей воле, сам их на себя надевает. А вот мне хотелось бы жить по-настоящему свободной, как птица, как звери в священную пору любви. Но пойми, любимый, это невозможно. И желаемое тобой тоже невозможно. Как найти то, чего нет, чего не может быть? Человек от рождения обречен быть рабом оков, не всегда видимых, но извечных для каждого. И хлеб и вода, их добывание — тоже оковы. Нету и не может быть для человека полной свободы и независимости. Нету…

Ерес Эпит продолжала свои раздумья вслух и словно бы уже не мужу, а себе все внушала. Она даже не сразу заметила, что Арбок Перч, опустив голову к ней на колени, заснул. Прекрасное мгновение. Только в такие минуты, только во сне человек поистине свободен и предоставлен сам себе. Благословение уснувшим навеки. Неужто над нами есть неосязаемая высшая сила? Нет! Есть жизнь, есть земля и их несчастные создания… Отнюдь не боги управляют миром. Рождение и смерть никем не предрешаются. Никем…

Прошел день, а за ним чередой и другие. Душа Арбок Перча горела жаждой мести. Как он ни силился, Нуар не забывалась.

Приказав своим людям разрушить в окрестностях всех каменных богов-идолищ, все молельни и источники священной воды, Арбок Перч принялся муштровать своих воинов. Всякого, кто осмеливался возражать ему и сопротивляться, он тут же уничтожал: кого вешал на деревьях, кого сжигал на костре. И во всполохах пламени ему мерещилась Нуар.

— Да прости, Нуар! Да прости!..

Слух о нем разносился повсюду. К нему стали прибиваться беглые рабы, безземельный люд, все обделенные и гонимые. Шли, чтоб отдаться в полную власть, веруя в него как в бога.

Время летело, а Каранни все не слал карающего войска, что удивляло Арбок Перча. Очень уж он ждал. Невтерпеж ему было сразиться с царем за их богиню Нуар. И, коли суждено, пусть пал бы в этом бою, убедился б, что есть она — вера. Не желал он жить в безверии.

* * *

Арбок Перча среди ночи вырвали из объятий Ерес Эпит.

— Каранни прислал к тебе гонца! — сказали ему.

Он вышел из шатра. Царевым гонцом был жрец. В длинном хитоне, через плечо перекинуты какие-то ритуальные принадлежности.

Арбок Перч глянул на него, потянул носом воздух, и почудилось, что пришелец пропах храмовым духом.

Кликнув воинов, Арбок Перч приказал:

— Убейте этого вонючего жреца, разорвите на куски!

Воины схватили посланца, но тот вдруг одним махом отбросил их и навис над Арбок Перчем.

— Предатель ты, и люди твои изверги. Пропадаешь из-за несчастной женщины.

Предводитель мятежного воинства занес тяжелую палицу, готовый размозжить голову дерзкого пришельца, но рука вдруг, как по мановению волшебства, ослабла, и он, пылая гневом, закричал:

— Ты Таги-Усак, оборотень треклятый?

— То-то и оно. На друга руку поднимаешь!..