Царская немилость

Перекусив варёной курицей с пятью куриными же варёными яичками, довольно крупными, гоп-компания опять погрузилась в сани и поехала к ювелирному магазину на Тверской бульвар. И чуть не опоздали. Только расположились у соседнего здания, как из Тверской показалась та самая белая высокая лошадь, запряжённая в парадные красивые сани. Брехт прямо почувствовал, как всё тело адреналином наполнилось, слюна солёная стала.

– Сёма! Они! Двигаем. Работаем, как договаривались. Ваньки, страхуйте. Подгоняйте лошадь нашу вплотную к их саням. Чтобы закрыть со стороны улицы.

Народу было много на Тверском бульваре. День, как и вчера, выдался тёплым и солнечным, и публика вышла по магазинам пройтись и променад устроить, обновками хвастаясь. Пётр Христианович покрепче взялся за рукоять ножа. Это была та самая финка, что он отобрал у дезертира Сёмы. У самого Тугоухого была в руках приличная палка. Что-то типа биты из будущего, даже рукоять, чтобы удобнее держать, Семён себе выстругал.

Не ошиблись, из возка этого вылезли два унтер-офицера в коричневых ментиках, надетых в рукава. Косичек у лжеахтырцев не было, как не было и усов, на лице щетина трёхдневная примерно. А ещё и сапоги короткие, как у егерей. И не боятся же попасться на глаза настоящим ахтырским гусарам, расквартированным в Москве.

Брехт подходил к своему чуть быстрее Семёна, тому нужно было обходить сани. Он чуть замедлил шаг и подождал, когда Тугоухий подойдёт на расстояние, достаточное для удара. Позади уже слышалось, как подъезжают их сани. Пора. Пётр Христианович шлёпнул левой рукой по ментику коричневому. С силой так, ахтырец аж присел и стал разворачиваться.

– Петька! Ты?

Событие шестьдесят третье

Давайте не поддаваться спокойствию и сохранять панику!

Крестьяне не хотели сеять панику, но больше сеять было нечего.

В самый последний момент, когда этот разбойник начал к нему лицом поворачиваться, Пётр Христианович передумал его убивать. Пацан совсем, это не щетина пробиваться у него начала, а первый юношеский пушок. Граф разжал пальцы, что сжимали рукоять финки в кармане, вытащил пустую уже ладонь, и по дороге организовав из неё кувалдных размеров кулачище, апперкотом хлёстким отправил пацанчика ряженого в объятия Морфея. Чтобы не упал «ахтырец», Брехт его успел левой поймать за опушку серую ментика и, выровняв, приобнял правой, как старого друга.

– Пойдём, Петька, утомился, на ногах не стоишь, – громко для окружающих, на всякий случай, сказал Пётр Христианович и не больно тяжёлую для него тушку прикорнувшего налётчика подтащил к своим саням. Раз, и Ивашки уже скручивают руки парня и засовывают того под медвежью шкуру. Минус один.

А вот у Сёмы вышло не так благостно всё. Не знал, что ли, что кивер и удар сабли французской выдерживает. Он смялся и слетел с головы второго «ахтырца» от удара дубиной, но кроме дезориентации никакого вреда коричневому гусару не нанёс. А второй удар, так вообще, больше вреда принёс, чем пользы. Сёма не запаниковал, вновь замахнулся и повторил удар, но в это время «ахтырца» качнуло, и удар дубиной не по голове бедовой пришёлся, а по плечу. «Ахтырец» заверещал, явно ключицу ему Сёма переломил. Брехт подскочил и хуком слева отправил гусара в нокаут. Уже вокруг стали люди визжать. Нужно было срочно линять.

– Семён, бери вожжи и уезжаем! – Граф поднял со снега «ахтырца» и забросил его одним рывком в их понтовые санки, сам заскочил следом и заодно впечатал коленом в нос начинающему опять блеять разбойнику. Лошадь взвилась на дыбы и дёрнула с места в карьер. Хорошая лошадка – резвая. Пригодится в хозяйстве. От рывка они с «ахтырцем» свалились под сиденье, но Пётр Христианович быстро выпутался из пол своего же длиннющего тулупа и сел на сиденье, контролируя «ахтырца» и ситуацию вокруг. В голове мысль билась: сейчас привезут этих товарищей к Демиду, и окажется, что это какие-то настоящие «ахтырцы», кои из-за вшей на голове косички отстригли, а на настоящие сапоги им денег не хватило, вон егерские и напялили. Весело будет.