Цель номер один

Так вот, всячески уважая инициативы руководителей нашей юстиции в области пенитенциарных (т. е. связанных с местами лишения свободы) реформ, хотелось бы все-таки подумать о самой сути наказания за преступление – тогда, возможно, и необходимые меры пресечения вырисуются более легко.

Прежде всего, о «наказании». Смысл этого слова достаточно расплывчат; обычно в нем слышится что-то от «возмездия», «воздаяния». И в то же время здравый смысл говорит, что преступнику обычно невозможно бывает воздать

по заслугам: настолько несопоставимы возможности преступника и современного правосудия (да в полной мере это не было возможно никогда). Когда наказывают, к примеру, ребенка за какой-то проступок, то тем самым (постановкой в угол, лишением просмотра кино) стремятся вызвать у него и закрепить условный рефлекс на некоторые действия. Вот подобный же рефлекс у общества призвана воспитывать и система наказаний.

Итак, какие цели преследует судебное наказание преступников? Поскольку говорить о «воздаянии» не приходится, остаются следующие: исправление, изоляция и устрашение

. Разберу их по отдельности.

Исправление. Тут есть одна загвоздка: чтобы исправиться, надо преступнику самому этого хотеть. А если он этого не хочет? Ведь машины для принудительного исправления в природе нет. Юрий Лужков написал рассказ о своем разговоре с вором в законе, который руководствовался своеобразной философией. Этот вор, проведший большую часть в тюрьмах и лагерях, был уверен, что по-настоящему свободен, а остальные, находящиеся по другую сторону колючей проволоки, и есть рабы. Можно ли такого «философа» перевоспитать? Впрочем, трагедия как раз в том, что руководители тюрем и лагерей полагают, будто такая машина есть, это – их ведомство; даже свои объекты они называют «исправительно-трудовыми учреждениями». В результате действия такой машины по большей части не по назначению начинается обратный процесс: перековка случайных правонарушителей в законченных преступников.

Корни этого явления лежат в мифологии первых революционных лет, когда уголовные преступники считались «жертвами среды», а следовательно – перспективными объектами перевоспитания. (Впрочем, большевистское умиление перед оступившимися – это лишь гипертрофированная общегуманистическая линия. Лучше всех эту идеологию выразил Базаров в «Отцах и детях»: «Исправьте общество, и болезней не будет».) И вот понастроили лагерей для «оступившихся» и стали ждать, когда же они исправятся, а преступность – искоренится. Ждем до сих пор.

Есть такая комедия, первый фильм Р. Быкова – «Семь нянек», о трудном подростке, принятом на перевоспитание в молодежный трудовой коллектив. Фильм замечательный тем, что там впервые в нашем искусстве была заявлена тема злой воли. Ну не хотел Афанасий Полосухин перевоспитываться – и все тут, а при каждом удобном случае стремился с большой изобретательностью что-то сделать противозаконное: соврать, продать чужую вещь, украсть часы с часового завода… И намек на счастливый финал остался всего лишь намеком, требуемым по законам жанра.

Еще А. Н. Энгельгардт писал о ворах-художниках, для которых красиво украсть было жизненной потребностью. Можно ли было перевоспитать Остапа Бендера, этого мошенника-артиста? Он, даже переквалифицировавшись в управдомы, вряд ли отказался бы от привычек комбинатора.

Мы много слышали о «замечательных» западных тюрьмах с телевизорами и спортзалами. Но попробуйте вспомнить хоть одни американский фильм, где был бы выведен положительный тюремный работник; все они как один – тупые мерзавцы, костоломы и нравственные уроды. Видать, при всех телевизорах и пр. американцы тоже встали в тупик перед наплывом преступности и задачей перевоспитания преступников. Вряд ли кто назовет и советский фильм, где бы офицер на зоне помог осужденному встать на путь исправления; киношные милиционеры и следователи в этом замечены, пенитенциарные работники – нет. При всем уважении к их труду, осмелюсь предположить, что возложенное на них бремя перевоспитания непосильно, а у искусства не хватало духа показать людям откровенную фальшивку о массовых исправлениях на советских зонах.

Впрочем, были у нас и противоположные перегибы. За разоблачениями политических репрессий как-то потерялся из виду тот факт, что легендарный нарком Ежов пытался бороться самыми драконовскими методами и с уголовщиной. Дескать, до светлого будущего рукой подать, а тут какие-то «неподдающиеся»… Ясно, что профессиональная преступность подзатаилась на время, но не более того, а вот мелкие воришки и хулиганы по случаю пострадали, о чем говорилось выше.

Кого следует исправлять? Трудных подростков, лиц, попавших в плохую компанию и осознавших это. Надо показать им другую жизнь, поэзию честного труда… Но надо ли перевоспитывать трудом взяточника или карманника?