Цель номер один

В наши дни как бы возобновилась на новом уровне дискуссия по вопросам градостроительства, разразившаяся в конце 1920-х годов. Тогда шел спор между урбанистами и дезурбанистами. Урбанисты предлагали строить многоэтажные дома-коммуны с крошечными индивидуальными спальнями, зато с роскошными общественными столовыми, физкультурными залами и пр. Дезурбанисты настаивали на сооружении легких и чуть ли не переносных индивидуальных жилых спаленок-кабинетиков вдоль автомобильных дорог, в живописном природном окружении, а центром поселения считали клуб-столовую. И те и другие рассчитывали на человека-творца, индивидуалиста в труде и общественника в быту. Семья как таковая, по сути, отрицалась, предполагалось общественное воспитание детей, для которых надо было сооружать отдельные городки. Ясно, что вчерашние крестьяне, хлынувшие в города в годы индустриализации и жившие привычно семьями, ни о каких кабинках-спаленках и слышать не хотели. Да и строить домики вдоль автомагистралей предлагалось, когда в стране не было ни автомобилей, ни дорог для них. И в 1930 году постановление ЦК ВКП(б) положило конец этим схоластическим спорам среди градостроителей. Нормальным типом жилого помещения для города стала считаться традиционная квартира в многоэтажном доме.

Сегодня тех урабанистов и дезурбанистов уже никто и не вспоминает, но время от времени появляются статьи сторонников широкого строительства индивидуальных (на семью) домов, находящихся в частной собственности. Еще на излете советского времени об этом писал корреспондент «Литературной газеты» Ж. Миндбаев:

«Тоска по отчему дому живет в моей душе с детства…

Родительский дом – начало начал

Ты в жизни моей надежный причал.

У меня причала нет… в стране становится все меньше собственных домов. Даже в селе бывший оплот крестьянской семьи – свой дом с усадьбой, – и тот вымирает. Дедовские избы либо опустели, либо посгнили. А новые коттеджи – это не семейное достояние… Уехал на работу в другой совхоз – дом сдай

»[53].