Цель номер один

Приватизация производственных объектов была освящена раздачей ваучеров, на каждый из которых, по обещанию либеральных реформаторов, в перспективе можно было бы получить по два автомобиля «Волга». Кто-то действительно получил, и даже не две «Волги», а металлургический комбинат или электростанцию, а рядовой гражданин (то есть подавляющее большинство населения) не получил ничего (и даже заплатил за выданную ему бумажку свои кровные 25 рублей, которые тогда были гораздо полновеснее нынешних нескольких тысяч). Реальное участие подавляющего большинства владельцев ваучера в приватизации выразилось в том, что этот владелец за бутылку водки продал названную бумажку спекулянту, состоявшему на службе будущих олигархов по скупке означенных бумажек. Впрочем, те владельцы, которые вложили свои ваучеры в появившиеся во множестве инвестиционные компании (типа «Гермес» или «Хопер»), в большинстве своем и того не получили. Поэтому ложь ваучерной приватизации обнаружилась довольно быстро, и приватизация в глазах населения оставалась нелегитимной. А вот с раздачей квартир в собственность, с превращением всех прежних «ответственных квартиросъемщиков» в собственников принцип «священной и неприкосновенной» частной собственности утвердился довольно прочно. На селе такую же роль сыграло выделение крестьянам «земельных паев», то есть наделение их такими же бумажками, как и ваучеры (ими и распорядились точно так же – продали за гроши земельным спекулянтам).

Иными словами, приватизация жилья, наряду с введением частной собственности на землю, стала орудием установления и легитимации в России буржуазного строя и принципа «священной и неприкосновенной» частной собственности. Эти акты стали завершающим этапом новой буржуазной революции (или, точнее, контрреволюции) в России.

Но и это еще не все. Рыночное общество не могло стать устойчивым, пока оставалось лишь обществом олигархов, завладевших крупной собственностью. Оно могло обрести стабильность лишь с возникновением массы мелких собственников.

Приватизация жилья, как и земельных долей, и создала класс мелких собственников, мелких буржуа.

«Вы состоятельный человек», – говорила американка моему знакомому москвичу, собственнику квартиры в Москве и шести соток земли в Подмосковье. «Квартира, дача, машина» – вот «джентльменский набор» для представителя российского «среднего класса».

Далее, приватизация квартир сделала возможным возникновение и развитие ранка жилья. Раньше рядовой гражданин был просто жильцом (или арендатором у государства) квартиры, в которой проживал. И хотя его никто не собирался из нее выселять, все же он знал, что квартира не его, а государственная. Чтобы, например, прописать в нее кого-то еще, нужно было получить разрешение, а оно выдавалось лишь при соблюдении определенных условий (размер жилплощади на одного прописанного человека, степень родства арендатора и кандидата на прописку и пр.). Нельзя было и иметь несколько квартир, потому что надлежало прописаться по месту жительства, а прописка могла быть только одна. И тем более нельзя было продать квартиру, в которой гражданин жил, так как она ему не принадлежала. То ли дело – собственник. По новому Жилищному кодексу он может даже выгнать на улицу, оставить без крыши над головой проживающих с ним членов семьи, и понадобились поправки в этот документ, чтобы хоть как-то защитить права несовершеннолетних детей от произвола взбесившегося собственника.

Вообще-то рынок жилья нужен был не столько собственнику-продавцу (его могла вынудить пойти на продажу квартиры чаще всего нужда), сколько богатым собственникам-покупателям. Если есть рынок жилья, то богатому человеку можно, например, купить все квартиры в каком-нибудь доме и перестроить его в особняк. Можно и вообще снести купленный дом и на освободившемся участке возвести хоромы типа пентхауса. То есть, лишь с возникновением рынка жилья и земли богатый человек смог зажить «как подобает» – подобно какому-нибудь лендлорду в «цивилизованных странах». Это значит: в собственном замке с парком, теннисным кортом, площадкой для гольфа, бассейном и фонтаном, помещениями для прислуги и прочей челяди, а при желании – и с угодьями для псовой охоты и пр. Тут уж он окончательно выделяется из среды человекоподобных и начинает ощущать себя небожителем.