— Я не собираюсь связываться, мне просто любопытно, – перебил его Гарри. – Я видел в аврорском справочнике упоминание, что голос сирены используют для приготовления Голоса Владыки, вы не расскажете, что это, профессор Смит? Или вы не слышали о таком?
Мерлиновы панталоны, что все‑таки происходит между этими двумя? Гарри явно намекал на что‑то – неужели Смит где‑то засветился в аврорате? То‑то Гарри в заповеднике о нем расспрашивал всех встречных. Плохо, если что‑то серьезное…
— Слышал, отчего же. Голос Владыки – сложное в изготовлении и запрещенное к применению зелье, – заговорил Смит. – Его еще называют жидким империусом. Голоса греческих сирен обладают волшебным свойством, они заставляют повиноваться тех, кто их слышит. Голос Владыки дает такую же власть волшебнику.
— Заманчиво звучит.
Что за… Смит собирается готовить такую штуку?
— Позвольте заметить, мистер Поттер, что Голос Владыки – не единственный состав, включающий голос сирены. Есть еще Дар харит – или харизма, зелье, которое вызывает восхищение, преклонение и безоговорочное доверие. Но третий состав, возможно, будет пострашнее первых двух. Это Песнь смерти – и по сравнению с нею крик баньши просто легкий шум. Песнь смерти рушит стены и уносит жизни всех, кто ее услышал, – правда, губит и самого певца.
Таймер звякнул в полной тишине. Рон вздрогнул так, что едва не опрокинул котел.
— Переливаем зелье, – распорядился Смит. – Флаконы на жаровне, должны быть еще теплые. Переливайте аккуратно, чтобы не взболтать осадок. Самое забавное в голосе сирены, мистер Поттер, что он входит в состав четвертого, безобидного и законного зелья – лечебного. Лечение немоты и восстановление голоса после любой травмы.
Рон выдохнул и взял флакон. Он очень хотел верить, что все именно так и есть – восстановление голоса. В конце концов, Смит не всю жизнь так сипел!
Гарри вроде бы занялся своим зельем, но продолжал коситься на Смита. Потом снова заговорил.
— Достать настолько редкий и ценный ингредиент… Иметь такую возможность… такую власть? И пустить его всего лишь на лечебное зелье – разве такое возможно?
— И это спрашивает человек, который держал в руках Старшую палочку и использовал ее для «репаро»? – хмыкнул Смит.
— Зелье харизмы, – задумчиво протянула Мораг. – Это ведь получше амортенции будет, правда?
— У вас, тетки, мысли только об одном, – Стеббинс демонстративно закатил глаза. – С такой властью можно мир завоевать, а вы – амортенция.
— Хорошо, что зелье запрещено, да и голосом сирены не разжиться, верно? – хмыкнул Смит.
— А все‑таки, – не унималась Мораг. – Понятно, что приготовить его невозможно, но почитать о нем можно?
— Можно. Если вы читаете по–гречески, – ухмыльнулся Смит.
— А заклинание перевода?
— На волшебную книгу? Ну–ну, попробуйте. Впрочем, все равно в Великобритании нет…
Смит осекся.
— Эван? – окликнул его Джордж.
Смит тряхнул головой.
— Нет, говорю, источников в Великобритании, разве что в частных коллекциях у больших ценителей. Если у вас больше нет вопросов, то разрешите откланяться. Зелье мы приготовили, следующая встреча в четверг, с собой принесите рабочие рукавицы, до свидания.
Смит метнулся за дверь. Рон проводил его удивленным взглядом, переглянулся с братом, но Джордж тоже только плечами пожал.
Когда пришла Луна, он маялся с последним пунктом списка.
— Не знаешь, что такое истинное имя?
— Сложный ритуал, – ответила она не задумываясь. – Профессор Флитвик рассказывал на факультативе. Проводились долгие обряды, чтобы дать его – а на самом деле чтобы узнать: оно ведь есть у каждого человека.
— А если человек умер?
— Тогда все.
Луна подошла к своему столу, порылась в одном из ящичков.
— Да. Если только он не был крещен, конечно.
Крестильное имя! Мерлин, ну разумеется, чем он слушал на чарах!
— Ты мое сокровище! Ты это знаешь?
Он обнял жену – неловко, как в первый раз, как будто отец вставал между ними. Но потом Луна прильнула к нему, задышала в шею, и преграда испарилась.
— Ты смешной. Конечно знаю, ты мне уже говорил.
Он прижал ее к себе, будто Обмен был уже завтра…
…Все иллюстрации в журнале делала Луна. Она отлично рисовала – хотя, конечно, и здесь не обходилось без причуд. То она откладывала кисть и возила по холсту пальцами, то закрывала глаза и пробовала краски на вкус, но иллюстрации было то, ради чего он начал приносить «Квибблер» домой. Закупить бы бумагу получше…
Лавгуд его «повысил» – поручил рерайтинг читательских писем. Это значило – ломать глаза над чужими безграмотными каракулями, а потом пытаться собрать их в связный текст.
— Луна, а если присочинить? – зевнул он. – Ну, приврать немного? Это же скучно, про кружева, кружегрызов, это сто раз было и все равно вранье. Ну напишем хоть, что они грызут ткань под брабантское кружево, а под валансьенское не могут…
— Не ври, пожалуйста, – отозвалась Луна из‑за мольберта. – Врать нехорошо.
Он подошел, заглянул через плечо.
— Это кто?
— Кружегрызы.
— А это?
— И это. Но так они не выглядят, я ошиблась.