Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь (СИ)

Но лучше все-таки без ножа. Жаль, что нет в степи песен о героях, что перекроили нагаданную судьбу.

Жаль.

Мужчина взял ведро и вышел во двор.

***

Рина металась весь день по двору, словно ужаленная. Под вечер не выдержала, крикнула Деяне:

— Я по городу пройдусь. Степняка накормить не забудь. И табличку повесь, что сегодня закрыто.

Услышала короткое:

— Да, дона Брит.

И зашагала прочь.

Солнце клонилось к закату, мелькали перед глазами дома и люди. Кто смеялся, кто шептался, кто хвалился обновкой или ещё чем. Дети играли в войнушку, пели что-то заунывное три девицы у колодца. Стучали двери, молотки, топали ноги. Город жил. Обычной провинциальной жизнью. А вот Даниса лежала в могиле. И страшно было подумать, что если болезнь у нее была заразная, Яр мог оказаться там же. Очень страшно.

На пороге нужного дома Азарина остановилась. Зачем она сюда пришла? Кому она тут нужна со своим беспокойством? Без нее люди добрые найдутся, помогут. Утешат, в доме приберут. Да и… Яр всегда был парень видный, на него и после свадьбы женщины заглядывались. И сейчас прибегут подолами перед глазами махать, дочку обхаживать. Дона Брит в этом доме чужая, не к чему ей сюда идти. Глупость это.

Но калитка-то нараспашку, окна темные, хоть и вечер, все горожане сейчас зажигают, кто свечи, кто лучину, кто лампу, а вот Яр не зажёг. Беда? Или ушел куда с дочуркой?

Азарина осторожно постучала в застекленное окно. Тишина. Нет окрика — ни злого, ни доброго. Может, все в порядке, и зря она душу себе выворачивает?

Стукнула громко. Так, что стекло задолжало. Ничего.

Уходи, чужая ты здесь.

Вот посмотрю, что все хорошо — и уйду.

Тоже пришла подолом махать?

Внутренний голос над ней смеялся, но Рина упрямо поджала губы, взбежала по крыльцу, толкнула входную дверь. И та отворилась, словно ждала ее.

Доны Жар не первые богачи в городе, но и живут небедно. Им дверь открытая — беда в дом. Воров-лихачей везде полно, и Подхолмье исключением не был.

— Дон Жар? Яромир? Ты дома?

В сенях было темно. В комнате тоже. Азарина не сразу рассмотрела мужскую фигуру, неподвижно сидящую за столом. Кузнец застыл, точно каменное изваяние. Голова поникшая, плечи согнуты, словно он кающийся преступник.

— Яр?

— Уйди!

Голос хрипой, пьяный. Бутыль огромная с розовым ягодно-бражным пойлом стояла прямо перед мужчиной, тускло поблескивая в свете заходящего солнца.

— Яромир!

Напился всё-таки. А ведь хороший мужик. Рина его пьяным один раз только и видела — после смерти старого дона Жар. Внутри ёкнуло от страха. Отец вот тоже сидел так, сидел, а потом как стукнет кулаком по столу…

Яр добрый. Яр не отец. И тогда, спьяну, он ее не обижал. Попросил — и она осталась. Сама. Никто силой не держал. Яр не злой.

Да, а ещё обещал сватов заслать, а женился на другой!

Дело давнее. Может он и слабовольный, и подлец, но в целом человек неплохой.

В таком случае отец тоже — милашка.

Азарина прикрыла глаза, пытаясь прогнать из головы ненужные, лишние мысли. О старых обидах она подумает потом. Когда Яромир снова станет похож на себя. Тогда можно и ругать, и ненавидеть, и на жизнь сетовать. А сейчас ему помочь надо.

Рина шагнула к мужчине.

— Уйди! — вскричал Яр, отмахиваясь от приближающейся женщины. — Уйди!

И потянулся к пойлу. Гостья успела первой — подскочила к столу, схватила бутыль, спрятала за спину.

— Отдай!

— Щас! Разбежался! Ты мне кто приказывать?

— А ты мне кто?

Яр встал, посмотрел наконец в лицо незваной гостьи, позвал недоверчиво:

— Аза?

Азарина вздрогнула. Собственное имя резануло по сердцу сильнее зазубренного южного ножа. Аза. Так ее только он называл. И то давным-давно.

— Уйди. — Мужчина обессиленно опустился на стул, отвернулся. — Не смотри на меня. Не на что смотреть.

Ох, глупый! Рука потянулась пригладить взъерошенные черные волосы — и замерла, так и не коснувшись смоляной головы.

Не ей его ласкать.

— А я не любоваться на тебя пришла, может, мне помощь какая кузнечная нужна. А ты тут пьяный!

— Иди к Бору, он сделает. Он хороший кузнец. А меня не трожь, Отца ради!

Ещё чего! Рина точно знала, что оставлять мужчину наедине с бутылкой сейчас никак нельзя. Никуда она не уйдет!

А ведь увидит кто ее здесь, всерьез решат, что она Даниску извела, а сама на ее место метит.

Не Кровавое столетие, не сожгут.

— Сам-то помнишь, что отец? Любима где?

— Не отец я. — Яр обхватил голову руками. — Ни утешить дочь ни могу, ни приласкать. А Люба… Ее теща забрала. Сказала, что я виноват, что она в яму полезла. Наговорил, мол, глупостей. И не уследил. А я ее всего на пару часов ведь Миру отдал. Подумал: пусть с братьями поиграет. У Мирослава дети большие, присмотрят, не обидят. И как они ее из виду упустили?

— Потому и упустили, что им с ней неинтересно, — вздохнула Азарина. — Вставай, пойдем мыться. Сейчас дочь приведут, а ты тут аки свин воняешь этой дрянью.

— Не приведут, — Яромир уткнулся лбом в стол. — Теща ее к себе забрала. А я теперь опять один. Так что все можно. Хоть баб тискать, хоть пить, хоть мебель ломать. Только вот ничего не хочется.

Рина через открытое окно выплеснула на улицу из бутылки остатки браги

— Значит, пить тебе тоже не хочется!