Вторая новость лишь подтвердила уверенность Найки в том, что здоровье и жизнь наследника престола находятся в руках нужного для Англии человека. А вот первую он воспринял очень серьёзно, ибо те люди, которые находились на тайной службе Британской короны, не раз сталкивались со словами и делами, кои можно охарактеризовать вот этой строкой великого Шекспира: «Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». А посему Джеймс распорядился навести справки в Саратове с целью выяснить досконально все об Антоне Григорьевиче Дубинкине. Когда ему доложили подробности, то Джеймс поначалу решил, что ему послышалось или здесь какая-то ошибка. Этот юродивый, коему по чину положено быть увечным, измождённым постом и молитвами, оказался настоящим богатырём. Он десятилетиями носил двухпудовые вериги и в одиночку собственными руками прорыл туннель от своего дома до монастыря длиной 940 футов. И то, что удалось узнать, заставило весьма серьёзно относиться к пророчеству, которое сделал не жулик или сумасшедший, но человек, коему явно дарован свыше дар Знания.
Тем временем здоровье цесаревича становилось всё хуже. Тяжелее всего Никсе стало на Пасху 1864 года, когда ему сутками пришлось не вставать с кровати. Но его личный врач успокаивал окружающих и самого пациентами уверениями, что это «маленькая простуда», и продолжал потчевать цесаревича пилюлями. Правда, их запас подходил к концу, а пополнить было невозможно. Герр Риптер покинул пределы России и, по слухам, отправился с экспедицией в Южную Америку в поисках экзотических растений. Удивительно, что и сам император верил этим словам, но не собственным глазам, а ведь не заметить резко осунувшееся и пожелтевшее лицо сына трудно. Невзирая на это, государь Александр Николаевич настаивал на отправке цесаревича в новое заграничное путешествие, и единственное, на что он согласился, опять-таки по совету Шестова, отправить сына в Скевенинг на морское лечение. 18 июня 1864 года Никса выехал из Царского Села, и более ему не довелось увидеть Россию. Деспотичность отца, заставляющего принимать морские ванны, невзирая на погоду, а затем длительная конная езда на военных маневрах в Берлине и нежелание доктора Шестова прислушиваться к мнению иных медиков неуклонно сводили несчастного юношу в могилу. Конец наступил 12 апреля 1865 года, когда на исходе третьего часа ночи по российскому времени на вилле Бермон великий князь Николай Александрович почил в бозе.
Джеймс Найки был просто счастлив, когда до него дошла сия весть, но окончательно поверил в неё только после выхода официального манифеста. Он выполнил свою задачу, и наивные русские варвары так ни о чём не догадались. И более того, личный врач цесаревича, на коем лежала ответственность за постановку диагноза и выбора способа лечения, отвечавший на замечания и советы коллег безапелляционно: «Не ваше дело, я один в этом деле понимаю», сумел выйти сухим из воды и не подвергся никаким наказаниям. Напротив, в июле император Александр II «повелеть соизволил… доктору Шестову за усердную службу при его высочестве выдать годовой оклад». А далее его отправили служить во второй Военно-сухопутный госпиталь в Санкт-Петербурге.