Цена слов (СИ)

– Домовёнки эти, скажу я тебе, сущие дьяволы! Взъерошенные, лохматые, непослушные – визжат, бегают по углам! Мать устала от них, они только батьку боятся – он как рявкнет, так у избы стены вздрогнут. Ни одного перед ним не останется: кто под лавку, кто за мамку, кто под кровать хорониться! Но такое ведь редко бывало, отец всё молчит – делами он занят, пищу делит, печь топит, в деревне работает. Большая семья, а ведь приняли. Бывает, что и одного ребёночка нету, ан нет же: «Пошла вон, голодранка поганая!».

Огонь пригревал, настроение у Лиски улучшилось. Олег смотрел на девчонку и улыбался. И не подумаешь, что такая пигалица у стольких семей пережила и столько всего перевидала. Иногда даже казалось, что за свои пятьдесят пять Зим скиталец в разы меньше забот испытал, чем она одна за четыре года скитаний.

– И всё ничего, потихоньку я с это оравой с ума и сходила. Да была у домовят паршивая, такая игра – крадут мелочи всякие, какие только плохо лежат, да и прячут. Друг у дружки мелкота постоянно тырит чего-то, а у гостьюшки и подавно! Были у меня ложечка с вилочкой – красивые такие, серебряные, из Тёплого Лета... подарили мне их… – на этих словах Лиска чуть-чуть запнулась, бросив лукавый взгляд на Олега. – Вилочку то у меня сразу спёрли, а вот ложку я до края обороняла! И вот представь себе – ночь глубокая, спят все давно: папка возле мамки на койке храпит, мелкий в люльке глубокой, сестрёнка двух Зим в гнёздышке возле печки, моё место на лавке – привыкла я там за три месяца. А ложечку, чтоб не украли, под спину себе положила. И тут, просыпаюсь, чую – мне на грудь кто-то давит. Настырно так давит, со всей своей мелкой силы. Два глазка блестят и лохмы нечёсаные – это старшенький ко мне заявился, на грудь лёг и давит – игра вот такая. Сопит в две мелкие дырки и смотрит. Надо такого спросить: «К добру или к худу?». Ежели скажет: «К добру», то сразу отпустит, но на другую ночь может снова прийти. А если: «К худу», и чего-то потребует – то завтра ему надо исполнить. Я домовенка об этом тихонечко спрашиваю, а он молчит, сипит, и глазёнками зыркает. И тут, чую – из-под меня ложечку прут! Братишка его ручонку под спину засунул и драгоценность мою приворовывает!

Лиска вытаращила глаза, будто до сих пор была страсть как обижена кражей на второй раз упёртого!

– Я лохмача с себя ка-ак с лавки сброшу, визжу словно дурка: «Это моё!». Мелкого братца за пятку хватаю, и по круглой заднице ему, и по заднице ложкой, чтобы больше «Ни к добру», ни «К худу» ко мне не совался!

Она сама рассмеялась, да и Олег хрипло заухал. С минуту скиталец и девушка от души хохотали, уж больно забавно и с жестами она всё рассказывала:

– Батька их с койки как вскочит, изба как от рыка встряхнётся! Шуршончики в рассыпную, свет зажгли, а я стою посреди Тепла вся нечёсаная, с ложкой в руке, будто харчеваться ночью собралась, и с меня цепочку украли!

– Какую цепочку? – сквозь смех, удивился скиталец.

– А которую я пуще ложечки берегла! – рассмеялась на пару с ним девушка. – Вот так вот, ободрали Лисичку как липку! Хотя весной мне вернули всё, даже о чём позабыла. Они ведь не воры – домовята только поиграть забирают. Им без этого, понимаешь, нельзя. Они к мелочам да к хозяйству с малолетства приучены: все пересчитывают да раскладывают, а ценное прячут.

– Да? А нам как раз в Дом завтра идти. Может заглянешь к семье своей сердобольной? А вдруг опять на Зиму возьмут? – предложил ей Олег, но Лиска от этого отмахнулась:

– Нет, не пойдём. За Долгую Зиму люди очень уж друг дружке надоедают, да и еды нам хватило с трудом. Конечно, задолго всё забывается, и встретишься с такими, худа не вспомнишь. Но на одном месте я никогда вдругорядь не Зимую: тебя в семье знают уже хорошо, да и грехов накапливается не счесть…

Сказав это, она спрятала взгляд, явно чего-то не договаривая. Продолжая улыбаться, Лиска устроилась возле костра на ночлег. Скиталец остался на страже, хотя газа жутко слипались. Чтобы не уснуть, он достал из-за сапога старый нож. На покатой рукояти красного цвета было вырезано слово «Счастье». Олег часто рассматривал заветный клинок и погружался в воспоминания. К месту ли это было написано, и о чём думала та, что вырезала похожие на руны буквы?