Цена слов (СИ)

Лиска выбралась из пропахшей новогептилом машины, вдохнула чистый воздух дождя и побрела в мёртвый дом. Она устроилась среди запустения на плесневелой седушке от кресла. Обняв свои озябшие плечи, воровка смотрела, как с обломков крыши стекает вода. Скиталец ушёл проститься с охотником в лес и до слуха девчонки долетали обрывки от их разговора. Лиске полагалось быть там, ловить каждое слово, хорошенько прислушиваться, но ей было уже всё равно – она больше так не могла. Со смертью ребёнка, кто отдала жизнь ради мести, в душе у воровки что-то перевернулось. Привычные слова, которые всегда успокаивали, пустым шелестом слетали с губ:

– Всё хорошо у меня, хорошо, у меня всё хорошо…

– Правда хорошо? – голос скитальца заставил девушку вздрогнуть. Олег стоял на поросшем густым мхом пороге. Лиска хотела ему улыбнуться – легко, без тяжёлой мысли за сердцем, и не смогла. Быстро отвернувшись, Лиска отвела взгляд:

– Нет, дедушка, враньё всё это. Ничего у меня не хорошо. Вру я тебе, снова вру…

Олег подошёл и сел по соседству на тёмную груду обломков:

– Дурочка, ты ведь не мне врёшь, а себе – я сразу понял. Во всяком горе мне довелось разбираться. Мы ведь с тобой прошли через Западные Города – самые обжитые общины во всём Крае, и много ты видела счастья? Может в Чуди, где охотники боятся не столько диких зверей, сколько бандитов? Или в Таврите, где нищенствуют после войны? Дом? Хорошо живут домовые, но не по сердцу им каждого встречного-поперечного на Большой Мен пускать, каждый год к ним в общину кто-нибудь новые проблемы привозит – от больших денег и беды большие, да и с Берегиней они, в конце концов, доиграются. И Крода…

Олег пнул осколок разбитой чашки, что когда-то согревала людей долгими вечерами. Гарь и смог чёрных земель крепко забились в память скитальца. До последнего своего дня он не забудет того, что случилось у колдунов.

– А ещё, я видел горе тех, кто в нём никогда не сознается. За злостью и пустыми улыбками они прячут глубокие раны. Такое горе разглядеть проще всего, потому что сам врёшь другим, врёшь себе, построил из обмана свой мир, свои стены, и всё из-за того, что однажды тебя ударили и отняли всё, чем дорога тебе жизнь, и больше ты никому никогда не доверишься.

Лиска молча уткнулась лбом в поджатые коленки и слушала скитальца. Когда он замолчал, она не хотела говорить, но затем нерешительно, словно опасаясь сказать что-то лишнее, прошептала:

– Хочешь знать, чего я боюсь? Правду, не выдумку?.. Когда бабушка умерла, я… я её простынёй накрыла и на одеяле через порог в сени вытащила. С покойницей в одном доме жить очень страшно. Ещё неделю морозы стояли и каждую ночь мне казалось, что в сенях кто-то ходит – тихо так, как бабушка всегда по дому ходила – не спеша, шаг за шагом, шаг за шагом...

Из серых Лискиных глаз закапали слёзы. Она будто снова оказалась в том холодном Тепле, когда нечем было растопить печь – в мёртвом, стылом, замирающем страхе:

– А когда я решилась сени открыть, её там не было, веришь? Вокруг только клочки шерсти, двери распахнуты и тёмные пятна на деревянном полу. Дверь я наружную не закрыла, зверье к нам забралось, вот что случилось, скиталец...

Лиска прерывисто выдохнула. Каждое слово давалось ей с тугой болью в груди:

– Вот тогда-то я и поняла, что больше в своём доме жить не останусь. Сумку собрала и решилась по общинам пойти. И ведь никому я там не нужна оказалась! Не семьи у меня, не Тепла, во всём белом свете ни единого близкого человека! Гнали меня, били меня, много зла со мной делали, пока я к людям с наивной душой!.. И врали мне, обманывали, понимаешь?! Я прошусь к людям в избу, а мне говорят, что еды у них нет, хотя у самих запасов полно. Говорят, что Тепло тесное, хотя изба в два амбара! Или нарочно к себе зазывают, заманивают, а сами только и думают, как бы сделать плохое. И ведь врать я научилась не сразу. От них научилась – от ублюдков, что меня жизни лишали! У тех, кто меня в дом приманивал, а потом запирал дверь покрепче, чтобы «дурёха» не вырвалась! Ненавижу я их! Всех ненавижу! Я их всех…

Лиска задохнулась и, еле сдерживая слёзы, стиснула зубы:

– В-всё у меня плохо, скиталец! Я живу, хоть и тошно мне от самой такой жизни! Вру с улыбкой в глаза, даже у людей добрых ворую, чтобы и им тошно стало! Чтобы знали, по чём доброта в этом мире! Нет её! Нет доброты, понимаешь?! Дураки есть и те, кто истины не знает! А истина в том... истина в том...

Лиска прервалась, подняла пылающее лицо на Олега, и уставила на него два серых огонька честной злости:

– Истина в том, что-мир-то людской, а выживают в нём только дикие звери!