Цена золота. Возвращение

Она умолкала, и коляска катилась в полной тишине, будто не Сефер их сопровождал, а они его. «Потерпим, — сказал Павел, — в каждом деле свой порядок». — «Да, конечно, — ответила Марина. — Но уже светает. Я читала, будто под утро всегда холодает. Оказывается, так и есть, я это чувствую. Ведь я, господин Хадживранев, впервые путешествую ночью… Впрочем, я вообще никогда не путешествовала».

— Посмотрите, вон там, наверху, заряница, — сказал он.

— Наверно, это Марс или Венера, — отозвалась она.

— Не выдумывайте, я же говорю — заряница.

— Но раз она такая крупная, близкая, значит, это планета, а планета должна иметь и астрономическое название.

— Возможно, — согласился Павел… — Да, конечно, имеет. — И замолчал.

Марина тоже молчала. В желтом, враждебном молчании висела над ними планета. Павел ничего о ней не знал, он не учился в колледже. И теперь эти неведомые планеты, казалось, ополчились против всего, чем он до сих пор жил.

— Ну скажите хоть что-нибудь! — попросила она.

— Нужно соблюдать тишину. Вы забыли?

— И все же, господин Хадживранев, светает!

— Было бы странно, Марина, если бы начало вдруг смеркаться…

— Ну какой же вы недогадливый, право, я совсем продрогла!

Только тут Павел почувствовал, что худенькое плечико, прижавшееся к его широкому мужскому плечу, дрожит и давно ждет тепла и защиты. Он мысленно обругал себя и, ища во что бы ее укутать, услышал ее странно звучащее «благодарю вас». Не переставая благодарить, она закуталась в его френч — будто это были его руки, его тепло — и стала еще ближе, еще дороже; ему захотелось ее обнять. Вскоре, сидя вот так, в одной рубашке, он ощутил и холод, просторный холод, и где-то внутри его тихий, теплый огонь.

Марина уже спала; голова ее сначала лежала на его крепком плече, а потом полегоньку сползла к нему на колени. Он поплотнее укутал ее френчем и тряхнул головой, чтобы отогнать никчемную истому, обманную надежду, что все это может длиться бесконечно. И постарался вызвать в памяти другие картины — горькие, но целебные для человека его судьбы: прислушавшись к общему перестуку, уловил цокот того коня, на котором ехал Сефер, и постепенно, уцепившись за этот цокот, вернулся к мыслям о пулях и крови. Снова увидел израненную белую стену и рядом с ней одинокое безжизненное тело, и тут же поспешил увидеть других два тела, нежно прижавших к груди мостовую.

2

Рассвет уже проник повсюду, и они катили в свете нового дня, еще нарождавшегося, не ведавшего о конце. На ясной голубой равнине, уходящей вдаль, в белый, легкий туман, вырастали сияющие розовые холмы, словно политые сладким шербетом. Сефер продолжал ехать впереди, — с тех пор, как Марина заснула, он ни разу не заглянул в коляску.

— С добрым утром! — неожиданно раздался ее голос.

— С добрым утром, барышня, вы хорошо поспали.

— Нельзя остановиться где-нибудь у родника? — спросила она, все еще не подымаясь с его колен и не чувствуя смущенья.

— Остановимся, вот только Сефер…

Он выглянул из коляски, но вместо Сефера увидел двух арнаутов, которые скакали в сторону от дороги, через поля.

И там же, за придорожными вязами, замелькали черепичные крыши, послышались голоса и журчанье воды. Марина выпрямилась.

— Т-п-р-у-у! — крикнул Павел, и лошади послушно остановились. — Вот здесь. Видно, это постоялый двор.

— Разве можно? — спросил возница. — Сефер…

— Мы ненадолго! Идемте, Марина.

Он спрыгнул первым и помог ей спуститься на землю. Вода лилась щедро, тремя струями в длинные каменные колоды. Поодаль стояли распряженные телеги, волы пили воду. Шум голосов иссяк, люди стояли молча. Марина наклонилась и подставила ладони под струю.

Павел почувствовал затылком устремленные на него пристальные взгляды. Обернулся. Их было человек десять — с подростками и стариками, но он увидел лишь одного. И не потому, что этот рослый парень был его соотечественником — в черной бараньей шапке, коричневых портах из домотканой шерсти, — а потому, что парень этот смотрел на него в упор.

— Здравствуйте, мужики, — сказал Павел. — Куда это вы порожняком?

— Здрасьте, — ответил парень. — Возили товар в Адрианополь. А вы… с такой оберёгой?

— Неужто в Турции охрана в диковину?

— Да нет. Только… чтоб так охраняли болгарина! Ты ведь болгарин? Я слыхал, как ты говорил с возницей и с госпожой…

— С госпожой? — воскликнула Марина. Она стояла в сторонке умытая; капли блестели у нее в волосах, скатывались по подбородку, и она пыталась промокнуть их маленьким кружевным платочком. — Господин Хадживранев, в моем саквояже есть полотенце!

— Потом, — ответил Павел и снова заговорил с парнем. — Болгарин, говоришь, и с охраной. Ты прав, действительно странно.

— Хадживранев? Кажись, где-то слыхал… Да, я про тебя знаю… — и он осекся.

— Откуда ты можешь знать? — насторожился Павел. — Откуда?

Все молчали. И парень молчал, откровенно его разглядывая. Кто-то из стариков кашлянул. «Может, и они читали в газетах…» Павлу захотелось им объяснить, оправдаться, но он услышал топот коня. Это был Сефер. Он осадил жеребца посреди дороги и мотнул головой в сторону коляски: «Хватит, поехали!»