Сим Фенкель тоже не сильно отстал от сына, но он задержался достаточно, чтобы составить представление (а, точнее, несколько представлений) о том, что находится перед ним. «Какое-то животное, — сказал он жене, когда разбудил ее в ту ночь. — Собака или обезьяна… — Его взгляд остановился на детской книжке маленькой Лавинии. — Или ученый тюлень. Как в цирке. С лампой в зубах».
Только куда позднее, напившись в придорожном кабаке неподалеку от Лебанона, он принялся рассказывать, что на самом деле в ту ночь видел, как по болоту ползла голая женщина.
Двадцать седьмое июля
Сегодня чувствую себя уставшим и беспокойным. Большую часть ночи не мог уснуть из-за шума снаружи — как будто отдаленный гром… А после того, как наконец уснул, проснулся, жалея об этом. Как бы избавиться от этих кошмаров? Они, разумеется, быстро забываются и редко повторяются, но пока я сплю, кажутся невероятно реальными.
Как там написано в Кабале? Реальность висит на… волоске?
Фрайерс закрыл дневник, вышел наружу и побрел к дому. Он чувствовал себя неопрятным, ему определенно стоило бы вымыться, но Джереми не взял с собой полотенце, и ему неохота было за ним возвращаться. Кроме того, разогревать воду для ванной показалось слишком сложным.
Деборы нигде не было, но у окна остывал свежий черничный пирог. Фрайерс все еще чувствовал возбуждение при воспоминании о том, как она раздевалась перед окном, и ему хотелось увидеть ее вновь. По двору носилось эхо размеренных ударов молотка из мастерской Сарра в амбаре. В кувшине на кухонном столе оставалось немного тепловатого молока, которого хватило бы на небольшую тарелку каши, но Фрайерсу хотелось чего-то посерьезнее, так что он зажег лампу и по узкой лестнице спустился в погреб. Теперь уже все помещение пропиталось запахом гниения. Неужели стало настолько жарко, что все скоропортящиеся продукты… перепортились? Фрайерс постарался не задерживаться, лишь торопливо проверил, что молоко в канистре прокисло, а яичная картонка пустует. Он рад был вернуться наверх.
Фрайерс выбрел на заднее крыльцо, и тут из амбара раздался восторженный возглас Порота. Фермер проявил подобные чувства впервые за несколько дней; в последнее время он был замкнутым и мрачным. Фрайерс поспешил в амбар, чтобы узнать, что́ так переменило его настроение.
Порот сидел на корточках на платформе с курятником и глядел в гнездо с выражением гордого отца в родильном отделении. Фрайерс вскарабкался по лестнице к нему.
— Вот! — сказал Порот, — Вы только поглядите! — Он указал на два чистеньких белых яйца у себя под ногами. — Нашел их под двумя новыми птицами.
— Ну наконец-то они начали нестись!
— И подглядите на это. — Он сунул руку в курятник, порылся под курицей из предыдущей стаи. Когда фермер протянул к ней руку, птица кудахтаньем бросилась прочь, и Порот вытащил еще одно яйцо.
— Видите? Новый корм работает! С ней снова все в порядке!
И правда, яйцо в руках фермера выглядело округлым и здоровым, с нормальной твердой скорлупой.
— Прямо загляденье, — сказал Фрайерс. — Я соскучился по утренним омлетам.
— Да, — согласился Порот, — я тоже, — он задумчиво уставился на яйцо.
— Наверное, стоит отнести их в дом?
— Эти два, — сказал Порот, указывая на те, что лежали у его ног, — но не это. Оно уже оплодотворено, я только что почувствовал, как оно подрагивает. Вот, возьмите, — и он неожиданно сунул яйцо в руки Фрайерсу.
Фрайерс осторожно взял его и подумал о животе Лотти Стуртевант. Яйцо было теплее, чем он ожидал. Внутри что-то едва заметно нетерпеливо двигалось. Фрайерс поспешно отдал яйцо Пороту, который вернул его в гнездо старшей курицы.
— Пусть высиживает пока, — сказал фермер, — и скоро у нас появится еще одна птица.
Взяв по яйцу, они отправились к дому в приподнятом настроении. Рано или поздно природа берет свое. Солнце выглянуло из-за туч, кукуруза понемногу зрела, курицы снова неслись.
Еще несколько минут после того, как люди ушли, старшая курица продолжала кругами расхаживать по пыльному и вонючему курятнику, потом наконец уселась обратно на последнее яйцо. В амбаре наступила тишина. Солнечные лучи медленно ползли по деревянному полу; в воздухе с умиротворяющим жужжанием кружила троица блестящих мух.
Внезапно курица вскинула голову и распахнула глаза. Потом облаком перьев соскочила с гнезда, забилась в угол курятника и прижалась к сетке, взрывая когтями солому.
Яйцо среди грязного пуха раскачивалось из стороны в сторону и дергалось от частых яростных ударов изнутри. Оно само как будто ожило, не дожидаясь появления своего содержимого на свет. Сбоку появилась трещина. Четыре новые курицы слетели с насестов и собрались вокруг, поглядывая на гнездо то одним глазом, то другим. В скорлупе возникло темное неровное отверстие, и наружу выскользнула крошечная розовая лапка. Наконец под все возрастающий гомон взрослых птиц появилась голова, и детеныш вылупился, раскидав осколки скорлупы.
С яростными криками собравшиеся курицы насмерть заклевали появившееся на свет гладкое розовое пресмыкающееся.