Забыв на время о Фрайерсе, Старик бежит к коптильне. В крошечном деревянном строении уже стоит вонь плоти, умершей больше недели назад. Запах не кажется Старику неприятным. Он заходит внутрь, отмахивается от тучи мух и оказывается лицом к перевернутому лицу с бренными останками фермерши. Ее глаза, оказавшиеся на одном уровне с его собственными, высохли как старые яблоки. Старик окидывает взглядом безвольные руки, пальцы, висящие на уровне его пояса, и черную рваную дыру в горле, которая распахнулась еще шире под тяжестью головы и теперь зияет как второй рот.
Это зрелище не вызывает у него ровно никаких чувств. Старик поднимает руки, обхватывает грудную клетку женщины и тянет.
Тело не шевелится. Откуда-то сверху доносится приглушенный гул — его легко можно принять за жужжание мух, которые продолжают кружить вокруг его головы.
Старик тянет сильнее, снова безуспешно. Жужжание превращается в раздражающее пение.
Ухватившись за мертвую руку, дергает изо всех сил. Тело не двигается.
Наконец Старик обнимает труп и повисает на нем всем своим весом, гримасничает и дергает в воздухе ногами. Щелкают позвонки, на пол медленно слетает несколько прядей женских волос, но тело остается намертво заклиненным в дыре.
Стерев со лба капельки пота, Старик встает на цыпочки, вытягивается как можно выше, хватается за ноги поближе к потолку и начинает тянуть каждую по очереди, стараясь высвободить их из дерева. Что-то трещит, и тело начинает понемногу подаваться. Жужжание над головой становится все более гневным и достаточно громким, чтобы отделить его от мушиного.
Но тут раздается куда более опасный звук.
— Сарр!
Голоса доносятся сверху, от дома и дороги.
— Брат Сарр!
— Дебора!
Не размышляя, Старик захлопывает дверь и поворачивает защелку, запирая себя в тесной лачуге. Внутри душно, темно и тесно как в гробу. Его прижимает к стене безвольная, неуклюжая мертвая туша, но Старик уверен: у него еще есть время. Пытаясь освободить себе больше пространства, он отталкивает тело в сторону.
И с деревянным треском оно наконец падает на пол коптильни, а следом, как демон из бутылки, вылетает поток невидимых крыльев, членистых конечностей и ядовитых жал. С неистовым жужжанием осы набрасываются на единственное живое существо поблизости и жалят вновь и вновь, как будто это сам звук причиняет ему боль. Осы — предсказуемые существа, и в первую очередь целят в глаза.
Ослепнув, Старик лупит по запертой двери. Крошечное здание звенит от криков.
Почти минуту вопли становятся все более громкими и пронзительными — и все менее человеческими, они разносятся далеко над фермой, полями и лесом. Коптильня содрогается, раскачивается и трясется от ударов изнутри.
Наконец наступает тишина.
В его сон ворвались звуки из внешнего мира. Где-то вне его досягаемости раздавались высокие и как будто женские крики. Ему снилась Кэрол. Ей отчаянно нужна была помощь. Усилием воли он попытался подняться и пойти на помощь, но тело было составлено из камня, земли и песка и не желало двигаться.
Наконец крики прекратились, наступила тишина. А потом и ей пришел конец. До него донеслись голоса, на этот раз мужские, — бестолковая, испуганная перекличка, — потом снова раздались крики, топот и громовое, нечеловеческие жужжание.
Он не видел, как Нафан Лундт распахнул дверь коптильни и наружу вырвалась туча обезумевших ос, разогнав собравшихся мужчин и наградив двоих, Лундта и Стадемайра, болезненными укусами на руках, шеях и лицах. Он не видел, как следом за осами наружу вывалилось и осталось, подергиваясь, лежать на траве ужасающее, осклизлое красное чудовище, в котором не осталось почти ничего человеческого после того, как оно раздулось почти вдвое. И он не видел лежащие на полу коптильни разлагающиеся останки, в которых легко можно было опознать тело молодой женщины…
— Боже мой… Дебора!
— Мэтт прав. Это Дебора Порот.
— Как давно она умерла?
— Судя по всему, давно.
Он услышал испуганные и отчаянные восклицания, разнобой вопросов, а потом — требовательный крик:
— Где брат Сарр?
Но остального он уже не видел и не слышал: красное чудовище подняло на них то, что осталось от его глаз и перед смертью улыбнулось.
— Слишком поздно, — едва слышно прошамкало оно растрескавшимися губами и уставилось на темнеющее небо. — Слишком поздно.
Существо, широко расставив ноги, стоит над замершей в ожидании землей на верхнем булыжнике сложной конструкции, которую соорудило на склоне холма. В угасающем свете оно оглядывает землю под собой.