ЦЕРКОВЬ БЕЗ ГРАНИЦ: СВЯЩЕННОЕ ПРЕДАНИЕ ИЛИ МОДЕРНИЗМ?

В выводе о. Андрея очевидно нарушен закон достаточного основания. Приняв за аксиому логичность рассуждений Патриарха Никона, он на этом недоказанном основании строит утверждение о тупиковости четкого определения Церкви. Нелогичность же Никона, в пределах православного канонического права, разумеется, несомненна по двум причинам. Первая — Патриарх Никон самовольно покинул московскую кафедру,

[291] и отнюдь не по причине грозившего его жизни «варварского нашествия», что единственно, согласно канонам, могло быть оправдательной причиной его поступка,[292]

потому, скорее, сам Никон должен был подлежать церковному суду, чем вполне законно поставленный замещать покинутую кафедру митрополит Питирим. Вторая — мысль, что священнослужитель, впадший в такой грех, за совершение которого полагается извержение из сана, лишается сана и благодати в силу самого факта совершения канонического преступления, является не православной, а донатистской. Согласно православному учению, священнослужитель только тогда теряет присущую его сану благодать, когда этого сана он лишается соответствующей церковной властью. Поэтому, даже если бы митрополит Питирим и все судьи Никона и подлежали церковному прещению в соответствии со святыми канонами, они, все равно, оставались законными и благодатными иерархами, так как не были осуждены Церковью. В донатистском, а не православном подходе была главная ошибка Патриарха Никона. И на этой ошибке построена другая ошибка — о. А. Кураева.

Выражения Ответного послания Святейшего Синода Российской Церкви ко Вселенской Патриархии от 25 февраля 1903 года о «принятии крещения» латинян и протестантов и о почтительном отношении к «апостольскому преемству латинской иерархии», что позволяет принимать латинских клириков «в сущем сане», также вполне могут быть объяснены икономией. Безусловно, немаловажен факт наличия у католиков, пусть и чисто внешней, непрерывной цепочки апостольского преемства. Это, при применении принципа икономии (восполнение благодатным содержанием внешне правильной формы латинской хиротонии), существенно упрощает переход латинского духовенства в Православную Церковь. Если бы не было даже и внешне правильной цепочки апостольского преемства, то принцип икономии применить было бы невозможно. Обращает на себя внимание такое сравнение авторов синодального послания: «Мы чтим апостольское преемство латинской иерархии и приходящих к нашей Церкви клириков принимаем в сущем их сане (подобно тому, как принимаем коптов, несториан и других, не утративших апостольского преемства)».[293] Папство и его иерархия здесь, вопреки известному высказыванию святителя Филарета (Дроздова), «поставляются на одну доску с арианством», т. е. с древними еретиками.

Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917–1918 гг. в одном из своих постановлений «призывает всех христиан объединиться в горячих молитвах с Русской Церковью в ее борьбе против врагов Христа и религии». О. Андрей задает риторический вопрос: «Если бы инославные христиане и язычники были равно удалены от Бога (и от Христовой Церкви) — то зачем было бы просить их молиться о гонимой Русской Церкви»?[294] Благо, о. Андрей сам уточняет, кому передает послание Собора святитель Тихон, Патриарх Московский — епископу Андерсону[295]

. Андерсон — епископ Епископальной Церкви. К ней, наравне со Старокатолической, в то время относились (как показало время, относились неправильно) как к уже почти пришедшей к Православию, как к «оглашенной». Оглашенный по «благодатности» (он не крещен) не превосходит язычника, однако же, стоит ближе к Церкви и допускается к присутствию даже на определенной части Литургии. Но даже без этого обстоятельства позицию, выраженную в Обращении Собора 1917–1918 гг. необходимо охарактеризовать как вполне православную. И сегодня можно подписаться под его призывом ко всем христианам «объединиться в горячих молитвах с Русской Церковью». Объединение с Церковью в молитвах, по нашему разумению, есть не внешнее механическое объединение, но органическое воссоединение заблудших братьев с истинной Православной Церковью, дабы, утвержденные в Истине, все христиане стали на борьбу «против врагов Христа и религии». И постановление того же Собора, в котором говорится: «Считая единение христианских Церквей особенно желательным в переживаемое время напряженной борьбы с неверием, Священный Собор благословляет труды и усилия лиц, работающих над изысканием пути к единению, для разрешения трудностей на пути к единению и для возможного содействия к скорейшему достижению конечной цели»,[296] — также имеет в виду не что иное, как присоединение к Вселенской Церкви инославных, и не может дать почвы для признания еретических сообществ христианскими в смысле не условном, а экклезиологическом, в смысле наличия у них подлинной церковности и благодатных таинств.