50
Необходимо отметить, что американский исследователь John Curtiss, уделивший в своей обстоятельной монографии (Church and State in Russia. The last years of the Empire. 1900–1917. New York, 1940) анализу экономического положения Православной Церкви в Российской Империи целую главу («The economic position of the Church». P. 87–130), придерживался того мнения, согласно которому государство финансировало главную конфессию прежде всего для укрепления своего на нее влияния, хотя, в принципе, Церковь могла бы получать свои доходы и существовать без этого, на материальные пожертвования. Впрочем, именно за признание доминирования государства в Церкви православная конфессия, считал ученый, и получала большую часть субсидий, почему противники строя столь активно и желали уменьшения «финансовых аппетитов» Церкви (см. подр. Ор. sit. Р. 87).В целом же, в главе об экономическом положении православной конфессии J. Curtiss внимательно исследовал материальную жизнь монастырей, финансовое положение клира и др. проблемы, преимущественно более раннего периода, чем тот, который является предметом нашего изучения в настоящей статье.
Подготовка Собора и поиск новых взаимоотношений между церковью и обществом
Вопрос о подготовке Собора 1917–1918 гг., безусловно, относится к числу наиболее сложных вопросов церковной истории России Синодального периода. Прежде всего, необходимо разобраться с «временными рамками» темы, т. е. решить, когда корректно начинать разговор о «подготовке». Во-вторых, обязателен учет социально-психологического состояния той части русского общества, которая была заинтересована в церковном обновлении и восстановлении канонических норм, нарушенных еще в начале XVIII в. Петром Великим.
По большому счету, история Синодального периода может быть охарактеризована как многотрудный поиск пути к Собору, осложнявшийся специфически понимавшейся идеей «симфонии властей». «Бог, по образу Своего небесного единоначалия, устроил на земле Царя, — писал митрополит Московский Филарет (Дроздов), — по образу Своего вседержительства — Царя Самодержавного; по образу Своего Царства непреходящего, продолжающегося от века и до века — Царя наследственного»1
. Богословское обоснование русского самодержавия делало Православную Церковь заложницей политических интересов светских властей, ставило ее реформирование в зависимость от реформаторской активности «мира». Разумеется, в российских условиях все закономерно замыкалось на императоре и его видении «блага Православия». Великие реформы Александра II, кардинально изменившие социально-экономический уклад русской жизни, затронули и бытие Православной Церкви. В то время были созданы церковно-приходские попечительства и братства, начался поиск средств на вознаграждение духовенства из казенных источников, клириков стали допускать к работе земских учреждений и в начальном народном образовании, началась борьба с сословной замкнутостью духовенства, изменилась система богословской подготовки. По мнению современного российского исследователя, «дух эпохи коснулся Церкви. Именно в этот период зарождается идеология восстановления патриаршества и устранения диктата государства в делах Церкви, идеология, которая впоследствии привела Церковь к Собору 1917 года»2.Слово о диктате государства в делах Церкви — основное. Без решения этой проблемы ни о какой церковной реформе говорить было бы бесполезно. Однако как разделить понятия «диктат» и «помощь», где проходит граница, позволяющая принимать покровительство православного государства и в то же время не допускать светского влияния на внутрицерковные дела? Иначе говоря, как обновить «симфонию», не отказываясь от нее в принципе? Поставленный вопрос не имел однозначного решения, ибо касался не только правовых «форм»3
, но и состояния церковного сознания общества, воспитание которого было делом исключительной важности и сложности4.