Он с кем-то перещелкивался по коммуникатору. Не прерывая разговора, инсектоид подошел к клети с умирающей собакой, ласково провел по ее шкуре ладонью.
– Убийца! – завыл рыжий хмара. – Проклятый убийца!
Владетель, не обращая внимания, повернулся ко мне.
– Обязательно доложу по результатам, – уверил он незримого собеседника и спрятал коммуникатор в складках сиреневой тоги нетерпения.
– Немедленно выпустите меня, – жестко потребовал я. – Нападение на хомо неминуемо и жестко карается.
Паразит приблизил к клети лицо, позволив разглядеть, как дробится мое отражение в фасеточных глазах. Я инстинктивно положил руку на манжет комбинезона.
– Ах, как бы вам сейчас это пригодилось! – владетель отстранился и победно помахал перед моим носом браслетом экстренного прыжка. Прибор, снятый с трупа несчастного ксенолога, казался целым. – Скажу больше. Помещение надежно закрыто от земных технологий. Мои возможности покажутся вам архаичными, но уверяю вас, они эффективны.
– Как червь? – уточнил я.
– Червь? – гневно защелкал он. – Да как вы смеете оскорбл*ть мое потомство! Это личинка, вызревающая в законном симбионте!
– Убийца! – изводился лаем рыжий «пес».
– Может начистоту? – паразит, не глядя, ударил по решетке с бесновавшимся хмара. – Ксенолог был агентом? Вы готовите вторжение? Почему вы решили уничтожить нас? За что?! Отвечайте!
– Выпустите меня, – твердо сказал я.
– Хомо иногда бывают необъяснимо упрямы, – покачал головой паразит. – Я вообще сомневаюсь в разумности вашего вида. Слепое следование принципам, бескомпромиссность, узколобость, суицидальность, наконец. Все это признаки генетической ущербности. Где-то природа дала сбой, дав шанс подняться никчемному созданию. Но, полагаю, она же ошибку исправит. В вашем случае, очень быстро.
– Из вас получился бы плохой парламентер, – сказал я.
– Поэтому я на своем месте, – ответил он. – Вы не будете отвечать на мои вопросы? Что ж… Вынуждаете…
Паразит обратил лицо вверх.
– Высев, – прошептал черный хмара и попятился к выходу. Владетель застонал. Голос его источал негу. Руки медленно и неуверенно, словно уже не он сам, а кто-то иной, дергающий за невидимые нити, был им хозяином, потянули полу тоги, обнажая брюхо. На животе извивались, переливаясь бесцветными сегментами, червеобразные образования. Каждое, как я понял, было личинкой. Рыжий хмара отчаянно завизжал, пытаясь вжаться в дальний край клетки.
– Помоги! – завопил рыжий. – Помоги же!
Самая крупная личинка с чваканьем оторвалась под своим весом и упала. Из отверстия в брюхе владетеля, образовавшегося после разделения с личинкой, нехотя потекла вязкая белесая жидкость. Ударившись об пол, личинка свернулась, но потом уверенно поползла к клетке с рыжим хмара. Рядом свалилась вторая, третья, посыпались следующие.
– Черт побери! – закричал уже я. – Нельзя поступать с разумными существами так омерзительно.
Владетель продолжал стоять, расставив широко ноги и задрав голову. Он пребывал в трансе. Конечности паразита судорожно подергивались, но не отпускали тогу. Личинки ползли по прутьям, сыпались сверху. Рыжий «пес» катался по клети, я остервенело хлопал по открытым участкам кожи, чувствуя, как под ладонями брызжут, лопаясь, мелкие чудовища, называемые кузнечиком потомством. Воздух густел дурманящим сладковатым запахом переспелой дыни.
– Не дай пиявкам вцепиться, – пролаял рыжий хмара. С предупреждением он припоздал. Одна из личинок вскрыла кожу на запястье и опустила в надрез головной сегмент. Как только ферменты паразита попали в мою кровь, остальные личинки потеряли ко мне интерес, а я потерял интерес к жизни.
Все прежнее теперь казалось несущественным и пепельно серым, а сущее слишком громким и медленным, некомфортно большим и вульгарно ярким. Тело налилось неимоверной тяжестью, став громоздким и податливым, как желе. Очертания окружающих предметов колыхались в чернильном мареве. Кожа, словно облитая кислотой, пузырилась и шипела, открывая мышцы, мягкие ткани, розовые кости. Потом оголенных нервных окончаний коснулось что-то обжигающе холодное, липкие щупальца жадно нащупали бьющиеся в истерике вены, материализовавшийся в сознании мрак лизнул кровь, а потом потянулся, подчиняясь движению тока, к внутренним органам, сердцу и мозгу.
Частица мрака невесомым дымным колечком проникла в черепную коробку, с каждым мигом становясь все более осязаемой, выбрасывая кляксы метастаз. Нечто противное, бесхребетное и источающее ядовитую слизь забралось в голову и копошилось внутри, бесцеремонно перебирая воспоминания и со скукой отбрасывая их в сторону, будто хлам. Оно шевелило моими пальцами и губами, скребло ногтями по камню пола, пряталось за роговицей, чтобы смотреть на мир моими глазами. Я больше не принадлежал себе и, растворяясь в кошмаре, который креп и рос вместе с моим ужасом, закричал.