Она замечает, что лампа в фургоне Тоби по-прежнему горит. Она помнит легкое прикосновение его пальцев, когда она держала фотографию. Запахи незнакомых жидкостей, альбом с афишами и визитными карточками, который он ей показал в темной комнате, где она не могла разглядеть выражение его лица.
Невдалеке раздается конское ржание, и Нелл вздрагивает. Она бежит к своему фургону, волосы развеваются за спиной.
Тоби
Кто-то однажды сказал Тоби, что фотографирование является разновидностью агрессии. На войне, в окружении пороха, крови и собак, пожирающих мертвечину, где он был едва ли не единственным, кто не держал в руках оружие, эта мысль казалась смехотворной. Но теперь каждый раз, когда Тоби сгибается за фотографической камерой, он чувствует себя так, как будто что-то присваивает. Когда он снимает с веревки фотографию Нелл, то гадает, не украл ли он нечто, принадлежавшее только ей.
Момент, пойманный во времени; девушка, запечатленная на бумаге. Выставленный подбородок, в глазах одновременно вызов и неуверенность.
Ему бы уже следовало отдать брату эту фотографию, но он начинает прибираться в фургоне, полировать бутылки. При этом он то и дело посматривает на изображение Нелл, словно желая убедиться, что оно еще здесь. Он дважды берет карточку и направляется к двери, но останавливается. Вместо этого он достает книгу, которую она разглядывала: «Волшебные сказки и другие истории». Можно тайком пробраться к фургону девушки и дать ей книгу; может быть, это утешит ее. Ничего особенного, безобидный жест. Джаспер не должен знать об этом… но он
Внутри лежат фотографии плоских равнин и довольных мужчин со стаканами в руках. Тоби перебирает их. Солдаты опираются на винтовки, эполеты сияют как звезды. Этот снимок был отослан в Лондон с пакетом генеральской почты и напечатан в
Когда Джаспер поступил на военную службу, Тоби понял, что старый порядок вещей подошел к концу и он больше не сможет следовать за своим братом. Он предвидел, что их пути неизбежно разойдутся и один будет продвигаться к славе, а другой останется серой посредственностью. Он не был скроен для блестящей военной карьеры, и отец подыскал ему место в счетной конторе.
Каждый вечер он возвращался в их новый, более скромный дом в Клапэме. Обстановка на веранде выглядела так, словно ее только что доставили из магазина. Недавно наклеенные обои источали мышьячный запах рубленого миндаля. Перила блестели от восковой полировки. Каждый день Тоби спускался с крыльца и проходил по короткой дорожке на улицу, где ловил омнибус и ехал до своего душного маленького офиса на Флит-стрит, где он составлял отчеты и заполнял столбцы цифрами, которые ничего не значили для него. Джаспер все реже появлялся дома; он предпочитал обедать в офицерской столовой и в ресторане Уайта, а по вечерам играл в вист или в кости. Тоби одиноко сидел в своей комнате, слушая унылое шарканье отцовских шагов внизу. Слова вертелись у него на кончике языка:
Каждый день почтальон приносил «Таймс» и Тоби просматривал газету в поиске новых депеш Уильяма Говарда Рассела[11]
из Крыма. Он устраивался на новом диване с ситцевой обивкой и думал о том, что уже через две недели Джаспер присоединится к этой войне. Он представлял брата с винтовкой за плечом и блестящим штыком, спасающим тонущих солдат из реки.Свинцовый шрифт пепельно-серым слоем оседал на кончиках пальцев.
«Мертвые тела поднимались со дна гавани и мрачно покачивались на волнах или приплывали с моря. Наполненные газами, они держались прямо и на солнце имели чудовищный вид».