Цирцея

Я подняла открытый пузырек вверх. Только одна голова обернулась ко мне, но больше и не нужно было. Я размахнулась и бросила его Сцилле в пасть. Пузырек попал ей прямо промеж зубов, и я увидела, как горло колыхнулось, сглотнув. Я произнесла заклятие, чтобы вернуть Сцилле прежний облик.

Сначала ничего не произошло. Потом она взвизгнула, да так пронзительно, что показалось – земля треснет. Головы ее взвились и ринулись вниз, ко мне. Я успела только ухватиться за мачту. Ходу, мысленно велела я Дедалу.

Сцилла ударила по корме. Палуба треснула, будто коряга, поручни оторвались. Полетели щепки. Вокруг валились люди, не вцепись я в мачту, тоже упала бы. Я слышала, как Дедал выкрикивает приказания, но не видела его. Шеи Сциллы уж вскинулись снова, как ядовитые змеи, и в этот раз, я знала, она не промахнется. Ударит прямо по палубе, расколет корабль надвое, а потом выловит нас из воды одного за другим.

Но она не ударила. Головы шмякнулись в воду позади корабля. Сцилла дернулась, рванулась вперед, лязгая гигантскими челюстями, как пес, силящийся сорваться с привязи. Я не сразу сообразила – до того помутилось в голове: она достигла предела. Дальше ее конечности, цеплявшиеся за стены пещеры, не вытягивались. Мы прошли.

Сцилла, видимо, поняла это в ту же секунду. Завопила от ярости и принялась бить головами по воде, взметывая позади нас огромные волны. Корабль накренился, зачерпнул воды кормой и низкими бортами. Вцепившиеся в тросы люди, хоть ноги их волочились по воде, держались крепко, и с каждой минутой мы уходили все дальше.

Сцилла билась о скалу и выла от досады, пока не исчезла наконец, окутанная туманом.

Я прислонилась лбом к мачте. Одежда сползала с моих плеч. Плащ затянулся на шее, разгоряченное тело зудело. Чары больше не действовали. Я снова стала собой.

– Богиня…

Дедал встал на колени. А за ним, тоже на коленях, выстроились и остальные. Лица людей – пухлые и осунувшиеся, изрубцованные, бородатые, обожженные – были мертвенно бледны от потрясения. На них появились царапины, шишки на лбах, оттого что всех швыряло по палубе.

Я их едва видела. Сцилла стояла перед моими глазами, ее хищные пасти и пустые, мертвые глаза. Она не узнала ни меня, ни Перса во мне, ни кого-то еще. Я отвлекла ее на мгновение лишь потому, что неожиданно оказалась богом. Разума у Сциллы не осталось.

– Госпожа, – заговорил Дедал. – Мы до конца своих дней будем приносить тебе жертвы за это. Ты спасла нас. Вывела живыми из пролива.

Остальные вторили ему, бормоча молитвы, воздевая руки с огромными, как блюда, ладонями. Некоторые прикладывались лбами к палубе, как делают на Востоке. Поклонение – такой платы требовали мне подобные за свои услуги.

Желчь подступила к горлу.

– Глупцы, я сама создала эту тварь. Из-за гордыни своей да пустых грез. А вы меня благодарите? Двенадцать ваших товарищей погибли из-за меня, и сколько тысяч погибнет еще? Снадобья сильнее того, что я дала ей, у меня нет. Понятно вам, смертные?

Мои слова иссушали воздух. Свет моих глаз опалял.

– Мне от нее никогда не избавиться. Ее не сделать прежней – ни сейчас, ни после. Какая она есть, такой и останется. И вечно будет угощаться вашим братом. Так что вставайте. Вставайте, беритесь за весла, и чтоб я больше не слышала о вашей нелепой благодарности, или заставлю вас пожалеть об этом.

Они ежились и тряслись, словно вовсе беззащитные существа, каковыми и были, неуверенно поднимались на ноги и расползались. В небе над нами не осталось ни облачка, воздух придавило жаром к палубе. Я сорвала плащ. Пусть солнце жжет меня. Пусть спалит до костей.

Глава десятая

Три дня я так и простояла на носу. На островах мы больше не ночевали. Гребцы работали по очереди и спали прямо на палубе. Дедал чинил поручень, потом тоже садился на весла. Предлагая мне пищу, вино и постель, он был неизменно учтив, но потом сразу уходил. А чего я хотела? После того как, подобно собственному отцу, обрушила на Дедала свой гнев. Снова я все испортила.

На седьмой день, в самый его разгар, мы достигли Крита. Солнце исторгало из воды полотнища света, и парус ослепительно сиял. Вокруг нас, в заливе, теснились корабли: микенские баржи, финикийские торговые суда, египетские галеры, а еще хетты, эфиопы, гесперийцы. Все купцы, попадавшие в здешние воды, хотели торговать с богатым Кноссом, и Минос это знал. Гостей приветствовали просторные и безопасные пристани и сборщики платы за право этими пристанями воспользоваться. Постоялые дворы и публичные дома тоже принадлежали Миносу, золото и драгоценные камни текли к нему широкой рекой.

Капитан повел наше судно прямиком к первой пристани, принимавшей царские корабли. И я оказалась средь портового шума и суеты: люди вокруг бегали, кричали, грузили на борт ящики. Полидамант сказал что-то начальнику порта и повернулся к нам:

– Ты отправишься немедля. Вместе с мастером.