Цитадель: дочь света

– Ха! Да я не Водящий Души. Мы просто видим свет от других существ и легко определяем, кто добр, а кто зол. Собачье чутье. Собаки ведь легко определяют, кто их боится, а кто нет, кто ударит, а кто нет. Наверное, это чувство схоже с глубинным обонянием… Но все же мы видим свет. Нюхаем свет. Мне не объяснить…

– А Антон? – с трепетом спросила я.

– Антонио пахнет страхом и хитростью, но большой тьмы в нем нет. Господин видит только страх, и ту тьму, что была когда-то – он тоже довольно чувствительный, но до нас ему далеко. Антонио думает, что он обманывает господина, а господин знает, что Антонио обманывает его, но он не видит всей картины. Он видит лишь часть мозаики…

Я присвистнула, с уважением поглядев на него. Психолог!

– А чем пахну я?

– Женщиной, – улыбнулся оборотень. – Женщины – существа неизмеримо более глубокие, нежели мужчины. Они хитры и коварны, у них нет морали, но они чисты. Никто не может винить лисицу, когда она душит курицу, и змею, когда она жалит – ведь это их природа. Так и женщины по природе своей должна соблазнять и хитрить – ведь это её оружие.

– Благодарю за лекцию, – сухо ответила я. – Можно мне к Нике?

– Нет, – ответил оборотень. – Еще рано. Вечером. Но я могу показать вам катакомбы.

– Катакомбы? – удивилась я. – В смысле, подземную часть? А библиотека здесь есть?

– Библиотека есть. У господина везде библиотеки, даже в карете есть сундук с книгами. Но катакомбы интересней, поверьте.

– Что ж, – пожала плечами я. – Катакомбы так катакомбы.

Мы прошли по центральной части пещер, свернули в незаметный закуток, где обнаружилась тяжелая деревянная дверь. У Армана был свой ключ – кто-то же должен кормить узников в отсутствие господина.

В подземелье было темно и сыро, но не страшно. Я, при всей своей боязни высоты, абсолютно не боюсь ни замкнутых пространств, ни подземелий. В них есть даже какая-то мистическая притягательность. Каменные стены хранят в себе воспоминания о множествах живых существ, прикасавшихся к ним, по полу прошли тысячи ног. Когда-то здесь кипела работа: сновали гномы, скрипели тачки, стучали кирки, или что там у них еще стучит? Мне даже казалось, что я слышу бодрый топот и веселую песню рабочих.

Арман снимал со стены факел и шел спереди, освещая дорогу. Я с любопытством оглядывалась, то и дело подмечая то полузасыпанную пылью колею от тачки, то выцарапанную на стене надпись, то копоть от факела на потолке. В одном из боковых ходов что-то шевелилось и стонало.

– Это грызни, – пояснил Арман. – У них тут дом родной.

– Не нападают? – поинтересовалась я, обходя проход по большой дуге.

– Здесь, в пещере, нет. У них есть выход наружу. А так – тут решетка.

– Я считала, что грызни – это нечисть, – заметила я.

– Не совсем. Смотря чем их кормить. У господина, естественно, их кормят мясом. Человеческим.

– Замечательно, – пробормотала я, сворачивая в одно из боковых ответвлений вслед за оборотнем.

Здесь явно была тюрьма. В маленьких закутках были вставлены решетки.

– Что, у гномов были темницы?

– Это склады инструментов, – пояснил Арман. – Вот видите, над камерой рисунок: тут молотки, тут кирки, тут лежали дрова.

Я внимательно всмотрелась в темноту за одной из решеток. Кажется, там, в нише, белели чьи-то кости.

В одной из клетушек кто-то сидел. Кто-то, похожий на орка. Он поднял на нас пустые глаза. Этот орк был очень похож на того, который сдал меня Фергану.

В соседней клетке был орк-женщина.

– Орра! – выдохнула я, прижав лицо к прутьям.

Орра-Ла посмотрела на меня пустым взглядом и отвернулась. Под глазом у неё был большой синяк, на подбородке ссадина, одежда рваная в клочья.

– Что с ней? – спросила я Армана.

– Опоена, – коротко ответил оборотень. – И прошла через погонщиков.

– Что-о-о? – возмутилась я.

– Её не убьют, – вздохнул Арман. – Она будет производительницей. Если не сойдет с ума, то будет жить в приемлемых условиях. Господину всегда нужны новые слуги. Она сильная и выносливая. Раньше у неё был бы шанс понравиться самому Фергану и стать на время его личной игрушкой, но закончила бы она также. Я не видел, но мне рассказывали, что некоторые женщины были так одержимы господином, что добровольно рожали детей от погонщиков – лишь бы он похвалил их. Но большинству удавалось умереть до того, как они были отданы на производство.

Я стиснула зубы.

В дальнейших камерах были орки, люди. Женщин больше не было.

– А где дети?

– Детей здесь нет, – ответил Арман. – Здесь давно не было детей. Господин не играет в эти игры с тех пор, как сам потерял интерес к женщинам. Разве что оборотни… Но они всего лишь домашний скот. Эта орчиха заинтересовала господина – она умная, сильная, здоровая. Да и погонщикам развлечение.

– А я тоже буду отдана погонщикам? А Ника?