Цитадель души моей

- Я уже говорил тебе, но ты не понял. Вы верите, мы – знаем. В этом разница. В сложной

ситуации, вы еще можете надеяться, что все религии лгут, и никто вас наказывать за

дурной поступок не станет. У нас такой надежды быть не может. Да, я мог бы просто

выйти днем на улицу в любом из ваших городов, но у меня тоже есть чувство долга. Было

бы неплохо своей смертью расстроить какие-нибудь планы егерей. Но расстроить своей

смертью планы приютившего меня дома… - вольп фыркнул и замолчал.

- А разве твоя смерть сама по себе не расстроит планы твоего дома? Ведь сведения,

которые ты…

Вольп часто задышал с фырканьем – засмеялся. Я замолчал, кляня себя (а еще больше –

Дерека) за тугодумие – как же – решили, что вольпов перехитрили. Убьём посла, дескать,

и получится, что он нам какую-то информацию задаром отдал. Да-да, конечно. Вольпы,

небось, такой поворот с самого начала предусмотрели. Надо думать, информацию, от

сенаторов полученную, «посол» наш передал по назначению в первый же день – мало ли

способов, кроме того, чтобы самому без малого месяц ехать под присмотром злейших

врагов. С чего мы вообще решили, что повозка с охраной ему нужна для защиты?

Добрался же он как-то без посторонней помощи до Бурдигала, что бы ему обратно тем же

путём не уйти? Но нет, им нужны были коварные егеря, которые, на глазах у неких

наблюдателей, злодейски убьют полномочного посла мирной страны и закопают его в

лесочке. А мы и повелись, бараны. Одно непонятно – долг долгом, но что-то я раньше про

вольпов с суицидальными наклонностями ничего не слышал.

- Почему ты хочешь умереть? Кроме того, чтобы насолить егерям? – прямо спросил я. Не

люблю околичностей. Да и вообще – мы люди простые, это все знают. И хорошо - очень

жизнь упрощает, кстати.

Вольп молчал с минуту, не меньше – я уже решил, что ничего он мне не ответит. Но

он ответил.

- Ты слишком удачлив. Я не очень хорошо различаю человеческие лица, но это ведь тебя я

оставил в живых под осыпью тогда, восемь лет назад?

Заныла правая щека. Я до хруста сжал зубы и слушал дальше.

- Выжить одному из трех десятков – такое сразу сводит на нет запас удачи обычного

человека. Но ты дожил до сегодняшнего дня и удача до сих пор сопровождает тебя. Только

благодаря ей уже на третий день нашего пути ты получил в руки отличное оружие против

меня, которым и пользовался при каждом удобном случае. Пользовался слепо и

напропалую, но, тем не менее, смог помешать выполнению моей задачи. Не будь я

настолько расшатан твоими выпадами, я бы никогда не дал тебе шанса заподозрить, что

сам стремлюсь к смерти. Да. Ты удачлив, но я тебе не завидую. Ты чрезмерно удачлив.

Твой бог не сводит с тебя своего взгляда, значит, он уготовил тебе особую судьбу. Яркую,

но незавидную. Таково правило. Но ты, я вижу, уже весь извелся от нетерпения, ожидая

ответа на свой вопрос. Потерпи еще чуть-чуть. Ты ведь знаешь, что является наивысшей

ценностью для нас, шельхалу?

Я кивнул, но он и не ждал ответа.

- Конечно, знаешь, ты же егерь, ты не можешь не знать. Сколько раз мы сами шли

навстречу смерти только потому, что в ваших руках были младшие наших домов? Хотя вы

никогда не держали своих слов и убивали младших сразу же, как они переставали быть

вам полезны в качестве приманок. У вас ведь даже шутка была на этот счёт – что нельзя

надолго разлучать родителей и детей.

И правда, была. Вот только он-то откуда знает? Во времена Красной Охоты вольпов в плен

не брали и разговоров с ними не вели. Хотя… догадываюсь, где он мог её услышать – от

одного из егерей, взятых вольпами живьем.

- У меня было двенадцать сыновей и двое дочерей. Жизни тринадцатерых из них унесла та

бойня, которую вы называете «Красной охотой». Вторая моя дочь была, от моего семени,

рождена рани из дома Тен-Таро и я полагал, что старейший дом позаботится о ней лучше,

чем дикий шальх из дома-без-корней. Я ошибался, - вольп вынул откуда-то свернутый

трубочкой листок и протянул мне. Я покачал головой:

- Разверни сам, - ну и что, что он мне его голыми лапами протягивает. Он сам только что

признался, что помереть собирается, а по части ядов вольпы – мастера, до сих пор никем

не превзойденные. Вольп дернул уголком губы, обнажив на мгновение клыки, но свиток

развернул. Картина. Дорогущая. Такие, на заказ рисованные, от ста драхм стоят. Я первый

раз услышал – не поверил. Сто драхм за кусок пергамента! И это еще за самые мелкие – с

фибулу размером. Такого размеры парсуны, что вольп в руках держит – драхм на пятьсот

тянут. Ну не знаю, может, в те времена, когда эту рисовали, они и подешевле стоили – всё

ж спроса тогда на такие картины побольше было. Хотя не думаю, что вопрос цены заботил

бывшую владелицу этой картины. С неимоверным тщанием (каждый волосок отдельно

вырисован) на ней была изображена вольпа. Холёная, нос вздернутый, взгляд надменный.