Цитадель души моей

Вся в шелках и кружевах, между ушей тонкая сеточка висит, россыпью драгоценных

камней украшенная, на шее ожерелье, один только вид которого на немалую сумму тянет.

На изгибе локтя, на, украшенной золотой вышивкой, кожаной муфте, ручная лисичка

сидит. Выражение глаз – под стать хозяйке, а с ушей золотые сережки свисают. Н-да. Не

знаю, на какой эффект вольп рассчитывал, но у меня эта картинка только удовлетворение

злорадное вызвала. Потому что я уже догадываться начал, каким будет продолжение

рассказа.

- Ты понял, – вольп убрал картину, - да, она попала в… бордель. Я узнал об этом слишком

поздно. Я не застал её в живых, да оно и к лучшему. Но у неё были дети… восемнадцать

из них были живы по сей день.

- И ты убил их.

Вольп закрыл глаза.

- Я ответил на твой вопрос?

- Да.

А что тут еще скажешь. Вы сами сюда пришли. Мы вас не звали.

Вольп откинулся на спинку скамьи и положил голову на грудь.

- Вот и хорошо. Потому что я утомился и желаю отдохнуть.

К стыду своему, что имел в виду вольп в начале того разговора, я понял только

когда лодка уже отчалила от берега. Бестия, завернувшись в свой цветастый то ли халат, то

ли плащ, сидела на носу лодки, лодочник косил на неё глазами и старательно изображал

испуганное удивление. Получалось у него отвратительно, мне, во всяком случае, на его

потуги смотреть было тошно. Наверняка заранее предупрежден и уже неделю тому знал,

кого ему придётся везти на другой берег – зря, что ли, эта лодка оказалась единственной

на добрый десяток миль береговой черты, даром, что тут столбовой тракт к реке выходит.

Сдается мне, потратив часик, я бы запросто вышиб имена всех тех, кто готовил лодочника

к сегодняшней встрече, но мне было просто лень. Да и не моё это дело, что еще важнее. А

вот фраза вольпа, – «я на тебя рассчитываю», – мне вдруг вспомнилась. Тогда я не придал

ей значения – я ж еще всего не знал. «До Истера» - раза три он тогда повторил. Ну да.

Сдается мне, не на защиту до Истера он рассчитывает. А на то, что будет после Истера. И

вот об этом – о том, что будет после, я и раздумывал все десять минут, пока мы пересекали

реку.

В принципе, мне можно было и из лодки не выходить – заодно и лодочник бы

доложил «кому надо», что вольпа мы на тот берег целехонького доставили. Но мне не

хотелось, чтобы лодочник наш последний разговор слышал, а без разговора я бестию

отпускать тоже не собирался – что это за месть такая, что даже насладиться как следует

видом поверженного врага не выйдет? Поэтому, когда вольп, выйдя на невысокий берег,

сделал два шага в сторону первых деревьев и обернулся, меня поджидая, я кивнул ему,

бросил мелкую монету лодочнику и шагнул следом. Мы молча прошагали пару стадий,

потом, идущий пасов на десять впереди, вольп остановился и обернулся. Я тоже

остановился, не спеша сокращать расстояние.

- Делай своё дело, человек, - вольп оскалился краем рта, - думаю, никогда еще у тебя не

было столь легкой добычи.

Я покачал головой.

- Нет. Я не стану тебя убивать. Уходи.

- Нет? – он поднял голову, и глаза его сверкнули блеском расплавленного золота, - нет?! Я

– последний из дома Шейрас, десятки егерей и тысячи простых людей убиты моим домом,

и я ничуть не сожалею ни об одной из этих смертей. И ты отпустишь меня живым?! Тебе

не приходило в голову, что я просто придумал историю о том, что желаю собственной

смерти именно для того, чтобы ты меня сейчас отпустил?

Говоря это, он всё ближе и ближе подходил ко мне и остановился, не дойдя трех шагов.

- Приходило. Но знаешь, ты её не придумал. Вы и в самом деле очень привязаны к своему

дому и к своим щенкам. Уж это-то я знаю. И про странную эпидемию среди бордельных

вольп – тоже наслышан. Можно, конечно, допустить, что ты перерезал десяток

незнакомых тебе вольп, чтобы слухи об этой резне потом подтвердили твою историю и, в

конечном счете, спасли тебе жизнь, но… не думаю. Это чекалка какая-нибудь могла бы

такое устроить. Вы, вольпы, все ж не настолько сильно за жизнь цепляетесь. Так что,

думаю, ты мне правду рассказал. Наверное, это и в самом деле ужасно – своими рук…

лапами убить всех детей – своих и своего дома. И не надейся, что я помогу тебе

избавиться от этого груза. Живи с этим.

Вольп наклонил голову. Оскалил зубы в легкой улыбке.

- Восемь лет не прошли для тебя даром. Быть жестоким, во всяком случае, ты научился.

Полагаю, я это заслужил.

Я промолчал.

- Прошу у тебя прощения, за эти восемь лет. Будь у меня возможность повернуть все

вспять, я бы тебя тогда убил. Прощай.

Он извиняется передо мной за то, что не убил меня тогда? Нет, всё-таки до конца понять

друг друга мы никогда не сможем. Я настолько озадачился последними его фразами, что

чуть не упустил давно ожидаемый момент. Вольп уже начал поворачиваться, всем своим

видом демонстрируя намерение гордо уйти вдаль, не оглядываясь. Я даже не заметил, в

какой момент оказалось так, что дальше дорогу продолжает только его цветастый плащ, а