Цивилизация

— Виноват-с, Одноглазый. Так какого он всё-таки хрена ждёт у моря погоды, а не рвёт отсюда когти сам, покуда цел? Ведь неглупый же мужик и должен бы понимать…

— Да хрен его знает. Может, загребался, и ему уже настозвиздело трепыхаться, а может, и в натуре не ожидает требования о выдаче.

— Так как такое может быть? Говорю же, неглупый мужик.

— Юля, кажется, рассказывала, что в сенате Фламинина не хвалили, а порицали за это, — припомнил Хренио, — Тогда получается, что это была его личная инициатива, а не задание сената. Надеялся, по всей видимости, если и не одобрение сената получить, так хотя бы уж прославиться.

— Так погоди, это же ТОТ САМЫЙ Фламинин?

— Ага, Тит Квинкций, — подтвердил я, — Он в сенате считается экспертом по всем делам Греции и Востока, почему его и озадачили этой миссией.

— Так куда уж ему больше-то прославляться после Киноскефал?

— Ну, во-первых, это было давно, а всё, что было давно, то — сам же понимаешь, что начинает уже потихоньку становиться неправдой. Давнюю славу желательно время от времени обновлять. А во-вторых — этот прошлогодний скандал с его братом Луцием.

Я ведь упоминал уже, кажется, за что Катон в прошлом году, будучи цензором, Луция Квинкция Фламинина из сената вытурил? Ага, за убийство ни в чём не повинного знатного галла из дружественного Риму племени в угоду мальчишке-любовнику. Ну, это злые языки говорят, что мальчишке, а официозная версия гласит, что любовнице-гетере. С сексуальными извращениями в среднереспубликанском Риме дело обстоит строго — не то, чтобы каралось, но ОЧЕНЬ не одобряется, вот и не выносит официоз сора из избы. Ну, никто из наших там за ширмочкой со свечой не стоял, и хрен их знает, кто там на самом деле того Луция, который тоже Квинкций Фламинин, по этой части ублажал, да и разве в этом суть? Суть в том, что эта особь неопределённой половой принадлежности пожелала увидеть, как человека убивают — типа, не довелось посмотреть гладиаторские бои в Риме, а интересно — спасу нет. Ну, означенный Луций спьяну и показал — ага, на первом же, кто под руку подвернулся. Такого замять было уже никак невозможно, так что история вышла весьма некрасивая, и кляксу на репутации семейства Квинкциев Фламининов она оставила большую и жирную. В общем, похоже на то, что Титу захотелось хоть как-то означенную репутацию реабилитировать, и подвернувшийся случай показался ему подходящим. Да и не рассчитывал же он, скорее всего, что Циклоп траванётся, дабы живым к нему в лапы не попасть, а наверняка рассчитывал тёпленьким его повязать, да в Рим доставить — типа, вот вам Ганнибал, отцы сенаторы, ТОТ САМЫЙ и собственной персоной, а уж карать его за былое или проявлять великодушие и миловать — решайте уж сами. И ведь удайся ему этот самоуправный трюк — очень даже возможно, что и реакция сената на его инициативу была бы тогда совсем другой.

Сидим мы, значится, обсуждаем все эти тонкости — по-русски, конечно, а жизнь вокруг бьёт ключом, что называется. Народ лопает, пьёт, режется в кости, заигрывает со шлюхами, норовя сторговаться подешевле, тут входит одна — той же профессии, судя по не скрывающему даже ляжек короткому подолу. Ну, тоже слегка потасканная, если на ещё трезвый взгляд оценивать, но издали эффектная, а публика в основном хорошо поддатая, так что все — к неудовольствию тех шалав, которых уже почти склеили — пялятся на неё, а один невесть какими судьбами затесавшийся среди матросни негра за руку её схватил. Его примеру тут же пара греков последовала, но она их всех отшила — то ли заработала уже на сегодня достаточно, то ли не в духе. Следом за матроснёй к ней двое подгулявших ухарей из числа служивых прицепились, но и этих она отфутболила достаточно ловко. Впрочем, профессиональная привычка никуда не делась — хоть и направляется наверняка к себе в каморку, и никто ей не нужен, но задницей один хрен виляет завлекающе — страждущие сухостоем аж стонут. Васкес проводил её взглядом и кивнул мне, и я согласно кивнул в ответ — для намеченной задачи кадр вполне подходящий…

Тут входит наконец в заведение и «наш» грека, да не один, а в сопровождении седого старика, тот оглядывается по сторонам и подходит вдруг не к нашему столику, а к соседнему, за которым болтает по-турдетански наша охрана. Заговаривает с ними, те ему на нас указывают, грека тоже.

— Я — слуга того человека, которого вы ищете, — отрекомендовался старик тоже по-турдетански, — Зачем вам нужен мой господин?

— Подсаживайся к нам, — предложил я ему на этом же языке, и мы подвинулись на скамье, давая ему место прибомбиться.

— Я вообще-то раб…

— Знакомый врач сказал мне, что это не заразно, — наши ухмыльнулись, — Кроме того, я тоже в своё время этим переболел, но как видишь, выздоровел и вряд ли заболею этим снова, так что ты не стесняйся — присаживайся и угощайся всем, что видишь.