Среди этих социальных, преимущественно городских кругов на первом месте находятся люди науки и религии благодаря той роли, которую они играли в жизни города. Реально близкие к суверену, с которым они встречались по долгу службы, но также близкие и к трудящимся, с которыми поддерживали отношения, прежде всего в связи с культовым и общинным центром — мечетью, в которой всегда присутствовал халиф и любой другой обладатель власти, но которая оставалась прежде всего центром городской жизни, — опирающиеся на поддержку простонародья, редко бывавшего равнодушным к дискуссиям правоведов и богословов, эти ученые и «набожные люди», как их часто называют, были непременным и типичным контингентом исламского города, как и окружение государя. При жизни им оказывались знаки уважения и почтения, а их могилы становились объектами поклонения и паломничества. Более того, в менталитете эпохи престиж всякого города и безусловный показатель его подлинно исламского характера определялся количеством и уровнем авторитета духовных лиц, которые в нем родились, жили, проповедовали, были похоронены или хотя бы просто побывали, даже недолго. Ибо эти люди, столь глубоко связанные с жизнью прославленных их присутствием городов, были одновременно неутомимыми путешественниками, готовыми преумножать свои знания или распространять свое учение повсюду, где могло быть признано их мусульманское достоинство и где они могли установить непосредственные отношения между наставником и учеником, которые составляли основу всякого обучения в исламской стране.
Отражение этой ситуации можно найти в средневековой арабской литературе. Не только в биографических справочниках, где выдающиеся личности всех сфер религиозной и научной деятельности классифицированы по поколениям или «слоям» (
Среди них выделялись в первую очередь мухаддисы, собиратели в суннитской среде слов, или «изречений», Пророка и его Сподвижников, теологическое и юридическое значение которых уже рассматривалось. Их функцией было не только сведение этих высоких слов, но классификация, оценка их по достоинству и исключение неаутентичных текстов, способных проникнуть в свод цитат. Их приемы, которые сегодня считаются несовершенными, ибо они основывались прежде всего на восстановлении «цепи» поручителей, принадлежали настоящей генеалогической науке и составляли фундамент их деятельности, посвященной, кроме того, простому запоминанию и записыванию слов как таковых. Поскольку система цепи поручителей предполагала передачу свидетельства через непосредственную встречу, они, как все ученые, и даже, может, чаще других, посещали различные центры исламского мира, чтобы постоянно пополнять новыми высказываниями свои собрания. Такое «собирание» подразумевало особый характер аудитории этих великих наставников, которая отчасти состояла из пришлых людей региона.
Наряду с этими специалистами, которые к X в. выработали свои профессиональные методы, существовали ученые, занятые исключительно проникновением в сам коранический текст, чаще всего с целью уточнить основанные на том же Предании варианты чтения или устранить грамматические и лексикографические затруднения, опираясь на архаическую литературу и используя, таким образом, приемы филологов и других светских ученых. Свидетельством того, что они занимались, например, систематизацией типичных выражений и терминов, фигурирующих в Коране, являются дошедшие до нас пергаментные списки, напоминающие наши современные «указатели». Некоторые из этих ученых к тому же принадлежали к категории «чтецов» Корана, игравших значительную роль в начальные времена ислама, когда варианты коранического чтения еще не были канонизированы. Еще в X в. они составляли уважаемую корпорацию, члены которой должны были обладать глубоким знанием текста Откровения. Другие же занимали более скромную, но почти официальную роль «рецитаторов», которые, согласно ал-Макдиси, проводили время в мечетях за чтением назидательных текстов.