Цивилизация классического ислама

Существование Мадраса, отметим, не упраздняло преподавания, которое могло по-прежнему вестись в мечетях, где каждый наставник имел свой «кружок», место, отведенное в определенном углу здания или у подножия определенной колонны. Даже после появления официальных училищ всякий чужестранец, находившийся какое-то время в городе, по-видимому, сохранял право устроиться в каком-либо углу молитвенного зала для проведения занятий. Но новые официальные учреждения обеспечивали постоянное, одобряемое и вознаграждаемое властями обучение. Кроме того, кафедры вручались пожизненно, и инаугурационный урок, представляемый новым наставником, проводился в присутствии суверена, прибывавшего почтить назначенного им ученого, которого он чаще всего навязывал взамен щедрого вложения в строительство здания, где велось преподавание. Это было, по сути дела, разрывом с прежними обычаями, согласно которым занятия, проводимые даже в молельнях или надгробных сооружениях, уже являлись прообразом училищ, не получая никаких субвенций от государства.

Преподавание в любом случае, будь оно исключительно частным, как в первые века, или официальным, через Мадраса, имело одни и те же методы. Они состояли главным образом в чтении и комментировании текста, автором которого выступал либо преподаватель, либо один из его собственных наставников. Те ученики, которые были способны правильно читать текст, объясненный соответствующим образом, получали разрешение в свою очередь передавать и объяснять его содержание другим: это была «лицензия» (иджаза

) на преподавание, но ограниченная конкретными трудами. Впрочем, некоторые из этих трудов вообще не были записаны их авторами: речь шла скорее о «курсах лекций», которые ученикам полагалось записать впоследствии в силу полученного разрешения на преподавание. Этот обычай был отринут в дальнейшем, когда использование бумаги дало возможность копировать труды. Тем не менее преподавание продолжало основываться на чтении авторитетных текстов, которым слушатели должны были обеспечить наибольшее возможное распространение.

Упражнение в критическом духе при этом отнюдь не исключалось. Авторы, правоведы, филологи и прочие проводили время, дискутируя друг с другом и оттачивая формулировки своих — порой таких разных — идей. Хотя их диспуты ограничивались узкими рамками, ученые мужи демонстрировали крайнюю изворотливость. Некоторые из них не упускали случая высказать свое независимое суждение: так, географ ал-Макдиси, придерживаясь системы коранического чтения, принятой в его родной Сирии, в материях права следовал иракской школе Абу Ханифы. Даже если та или иная школа мысли доминировала в определенных городах или регионах, всегда находились достаточно независимые умы, чтобы отойти от нее и сознательно примкнуть к другой системе.

Духовными лицами, занимавшими в городе место первого плана, кроме специалистов в религиозных науках, были также кади, которые, как мы уже знаем, составляли судебный аппарат государства и обладали, таким образом, официальной должностью. Их функция арбитра, требовавшая скорее определенных человеческих качеств и чувства справедливости, нежели, собственно говоря, юридической компетентности, не высоко ценилась образованными правоведами, которые, как нам известно, зачастую отказывались от подобной ответственности. Так поступил Абу Ханифа, и этот, можно сказать, легендарный отказ привел его в тюрьму. Кроме того, достоверно известно, что шафиитские законники в Ираке X в. считали недостойной себя эту должность, которая не требовала определенных специальных знаний, чем при случае пользовались малообразованные люди. Не из их ли числа был, по сведениям хронистов, некий торговец тканями, которого таким образом вознаградил Ибн ал-Фурат за оказанную ему в период немилости поддержку? Это назначение стало началом упадка должности кади, но это было преходящим явлением, ибо через некоторое время посты кади, напротив, заняли настоящие ученые — иногда знаменитые правоведы, иногда же лица, избранные из числа проповедников или бывших «профессиональных свидетелей».

Кади получал жалованье, которое, видимо, варьировалось в зависимости от региона и периода; оно никогда не превышало двухсот динаров в месяц, но трудно установить, сколько доставалось самому чиновнику, ибо из назначенной ему суммы он должен был вознаграждать своих помощников, количество которых зависело от ситуации. Как известно, его окружал сонм «профессиональных свидетелей», именитых граждан, ассистировавших на судебном заседании, а также адвокатов, которые могли вмешиваться в ход процесса. Во всяком случае, сформулированная рядом законников доктрина, согласно которой кади должен был исполнять свои функции на общественных началах, по-видимому, никогда не применялась на практике. Должность кади оплачивалась, хотя он получал минимальную сумму, и недостаточность жалованья частично объясняет царившую в этой среде коррупцию.