Цивилизация классической Европы

«Небеса глаголют славу Божию, и простор являет дело Его рук». Сокровенный Бог, который таинственно говорит жутким молчанием в Евангелии, сразу удостоверенном и признанном первой реформацией, в Евангелии, опосредованно переданном второй реформацией, этот Бог, который, в силу своего величия, может быть постижим только в таинстве Воплощения, Бог обновленной элиты двух объединенных Европ: твердой протестантской с Гомаром, католической твердой с Берюлем, Сен-Сираном и Паскалем, — этот Бог не имел ничего общего с добрым Богом христианских гуманистов. По ту сторону разбитого мирового купола Аристотеля и святого Фомы Аквинского — XVII век, создавший бесконечное пространство, Ньютоново Sensorium Dei,

[118]

мог обнаружить с помощью зрительной трубы и телескопа лишь ужасающую натуральную натуру Спинозы или Всевышнего Синая. «Страшно впасть в руки Бога живого» (Евр.10:31), — любили повторять в Пор-Рояле.

Для лучшего понимания глубокой оригинальности XVII века и уникального характера перелома 1620—1630-х годов важно лишний раз восстановить в ее истинных масштабах «пресловутую коперникианскую революцию». Предоставим слово Александру Койре: «Только старые традиции: традиция метафизики Просвещения. реминисценция платонизма, реминисценция неоплатонизма и неопифагорейства. могут объяснить чувство, с которым Коперник говорил о Солнце». Надо ли говорить об обожествлении солнца поляками прибалтийской Померании, принадлежавшей к миру, жаждавшему скупого света? Нет, Коперник не был коперникианцем. А первые коперникианцы? Галилей и отчасти Кеплер, добросовестный популяризатор отец Мерсенн и прежде всего подлинный изобретатель бесконечности мира Рене Декарт, дворянин из Пуату со странным взглядом. «Вселенная Коперника не была бесконечным пространством классической физики. У нее были пределы, как у аристотелевой. Разумеется, она была более великой, гораздо более великой, настолько великой, что была неизмеримой (immensum), и между тем конечной — заключенной внутри — и ограниченной неподвижной сферой». Планеты вращаются вокруг Солнца по материальным сферам. «Сферы вращаются по причине своей формы и несут на себе блуждающие планеты, которые вставлены в них, как жемчужины в оправу. Блистающий порядок, светлая астрогеометрия, великолепная космооптика, которая заменила астробиологию Аристотеля. Ничто не выглядит более далеким от нашей науки, чем мировидение Николая Коперника. Однако без этого нашей науки не существовало бы».

Коперник оставил два краеугольных камня аристотелевой квантитативной физики: дуализм физического мира и естественное движение. Выстраивание современного мышления идет через разрушение обоих понятий. Оно предполагает фундаментальное единство физического мира и инерцию. И всетаки Коперник вкрадчиво, возможно не вполне отдавая себе отчет, вводит в аристотелеву твердыню два небольших допущения, через которые Кеплер, Галилей и Декарт подорвут эту махину. Проблема и слабость гелиоцентрической системы состояла в том, чтобы привести в движение Землю, следовательно, постоянно поддерживать ее, насильственно оторвав ее от родного места. Для защиты гелиоцентризма Копернику пришлось изменить понятие тяжести: «Что касается меня, то я, по крайней мере, считаю, что сила тяжести есть не что иное, как некое естественное влечение, данное отдельным частям Божественным провидением Создателя мира, дабы они обретали себя в единстве и целостности, соединяясь в форме шара». Этот цитируемый Александром Койре удачный текст был, возможно, лишь возвратом назад. Он ближе к Эмпедоклу и Платону (свойство подобных соединяться и образовывать целое), нежели к Ньютону. Но в преддверии нововременного мира в конечном счете все, что во вред Аристотелю, было на пользу человечеству: «И можно быть уверенным, что эта способность присуща равно Солнцу, Луне и другим звездным странникам, так что благодаря ее действенности они остаются в округлости, в которой показываются, хотя описывают свои круги многими способами». Это второе допущение, которое, расширяясь, ведет к выводу о единстве мира небесного и подлунного.

Но воспользуется этой смутной догадкой только Кеплер. Кеплер парадоксальным образом предшествовал Галилею. Инерция появляется на кеплеровском небе прежде, чем спуститься на галилееву Землю и обрести свою совершенную и почти окончательную формулировку. Еще раз движущая сила астрономии в действии.