Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей

Мир, находившийся под властью Чандрагупты, был пропитан ключевым нарративом, который к тому времени уже достиг полной зрелости. В отличие от персидского зороастрийского мировоззрения, он был основан на индуизме, буддизме и джайнизме. Хотя эти религиозные системы немного отличались друг от друга, они комфортно сосуществовали как производные одного ключевого нарратива. Религиозная общность обеспечивала связанность, которая позволяла одному владыке править всей этой территорией как единым целым[11].

Империи персов, греков и Маурьев достигли величия примерно в один и тот же исторический период, занявший всего несколько веков. Вслед за ними возникли еще две огромные империи – по одной на обоих концах самого густонаселенного пояса мира: Китайская на востоке и Римская на западе. Они оказались самыми живучими из первых мегаимперий, поэтому заслуживают более пристального внимания.

Китайцы издревле рассматривали свое государство как синоним глобальной империи, но известные нам китайские империи прошлого на самом деле охватывали не такие уж большие территории. И вот в III в. до н. э. существовавшая у китайцев в воображении мифическая мировая держава наконец-то материализовалась, довольно стремительно и масштабно.

Это был двухэтапный процесс, начавшийся, когда длительный период Сражающихся царств достиг кульминации. К 249 г. до н. э. семь китайских царств боролись за господство на территории между долинами рек Хуанхэ и Янцзы. Одним из них было милитаристское царство Цинь во главе с кровожадным правителем. Когда этот головорез умер, престол унаследовал его 13-летний преемник. Соседние монархи точили мечи в предвкушении легкой победы: казалось, царство Цинь готово пасть к их ногам. Но они недооценили юного наследника. Он ударил первым, жестоко и мощно, и за следующие 28 лет превратил соперничающие царства в россыпь провинций, находящихся под его пятой, после чего взял себе подобающий громкий титул Шихуанди, что означает «Первый император».

С этим титулом он поместил себя в один ряд с другими знаковыми фигурами китайской исторической мифологии: с тремя августейшими властителями, которые обладали сверхъестественными способностями и совершили великие деяния, например определили ход Солнца и Луны по небу, и с пятью легендарными императорами, которые изобрели земледелие, письмо и шелк. И вот теперь пришел Первый император, чья династия будет править Срединным государством 10 000 поколений – по крайней мере, так сказал он сам, и кто бы посмел ему возразить?

Первый император немедленно взялся за укрепление своей империи и власти. Чтобы преградить путь кочевникам с севера, он приказал соединить отдельные оборонительные сооружения, построенные различными царствами прошлого, в единую Великую Китайскую стену протяженностью около 5000 км. По оценкам, в строительстве было задействовано в общей сложности около 3 млн рабочих, из которых миллион погибли, но стену удалось возвести, и Китай оказался под защитой. В качестве официальной государственной доктрины Шихуанди принял антиконфуцианскую философию под названием «легизм», которую продвигала так называемая «школа законников». В отличие от мягкого и интуитивно понятного конфуцианства, легизм был суровым и догматичным учением: он стремился прописать в законах все и вся, требовал их беспрекословного соблюдения и предусматривал крайне жестокие наказания за нарушения. Лишь слепое подчинение законам – и ничего больше.

Первый император также национализировал важные отрасли промышленности, включая добычу и обработку железа и соли, начал чеканить в качестве официальной валюты круглую монету с квадратным отверстием, стандартизировал веса и меры, а также ввел строгую систему налогообложения и экономического регулирования, которая, в частности, определяла, чтó каждая крестьянская семья должна была выращивать на своем крошечном участке земли. Как и прочие империи первого поколения, вскоре Китай мог похвастаться разветвленной системой дорог и дорожных станций, отлаженной почтовой службой и гигантской шпионской сетью – всеми необходимыми атрибутами. Позаимствовали ли китайцы идеи у других социальных миров, например у Персии, или же пришли к ним самостоятельно, нам неизвестно, да это и не так важно, потому что процессы изобретения и заимствования обычно тесно переплетены: через волновые эффекты идеи распространяются между мирами, в то время как люди в каждом из них самостоятельно ищут лучшие пути для движения вперед. Откуда бы ни происходила идея, если она работает – она укореняется и развивается. Механизмы имперского управления, которые так хорошо показали себя в Персии, пришлись к месту и в империи Шихуанди.