Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории

В последующем, правда, А.Д. Панов дополнил этот общий вывод более специфическими расчетами, о чем мы расскажем в своем месте (см. раздел 4.2).

Американский физик Э. Шейсон [Chaisson E., 2001] указал на еще одно важное обстоятельство: сложность системной организации сильно коррелирует с ее редкостью. Действительно, по современным данным, даже первичной структурализации подверглась лишь небольшая часть вещества Метагалактики, тогда как бульшая его часть – так называемое темное вещество (

dark matter ) – не обладает атомной структурой. Мизерная доля атомно-молекулярных структур консолидировалась в органические молекулы. Живое вещество локализовалось, по-видимому, в весьма немногих точках Вселенной. В биосфере простые организмы гораздо многочисленнее сложных, и только одно из миллионов биологических семейств на Земле достигло уровня социального развития.

Добавим, что, судя по единственному известному нам примеру, сужавшийся прежде конус эволюции после определенного этапа начинает расширяться. Сегодня практически все вещество литосферы, аквасферы и атмосферы Земли вовлечены в процессы социальной активности, которая охватывает уже и околоземное пространство. В Очерке 4 мы вернемся к этому обстоятельству.

٭ ٭ ٭

В трех частях этого раздела собраны факты и некоторые гипотезы, сами по себе достаточно известные. Но, будучи сопоставлены и сгруппированы, они демонстрируют преемственность парадоксальной тенденции, обозначившейся чуть ли не с того момента, с какого современное естествознание способно сказать о Метагалактике что-либо содержательное.

Векторы, выделенные в социальной истории, оказываются, по существу, сквозными, пронизывающими все «дочеловеческие» стадии истории биосферы и космоса. Результирующая этих векторов – последовательные изменения от более вероятных к менее вероятным состояниям и структурным организациям. В эту линию вписываются как эволюция жизни от прокариот до высших позвоночных, так и эволюция общества от первобытных стад до постиндустриальной цивилизации.

Выходит, что на протяжении 13 – 15 млрд. лет мир становился все более «странным» (чтобы не сказать: «все менее естественным», с энтропийной точки зрения). А наше собственное существование, рефлектирующее сознание и нынешнее состояние планетарной цивилизации суть промежуточные моменты и состояния этого «страннеющего» мира.

В космологии имеются концепции расширяющейся Вселенной (стандартная модель), «раздувающейся» и «пульсирующей» Вселенной, а В.И. Вернадский как-то заметил, что биосфера в своем развитии «набухала интеллектом». Сам ученый, по ряду причин (см. далее), возразил бы против универсализации этой аллегории. Тем не менее, накопленные в релятивистской космологии данные позволяют уверенно утверждать, что развивающийся интеллект представляет собой системное качество не только Земли, но и Метагалактики. В таком смысле я позволил себе расширить метафору В.И. Вернадского: Вселенная миллиарды лет набухает разумом …

Все, что до сих пор говорилось о повышении уровней организации, о неравновесности и «интеллектуализации» Вселенной, – в основном, такие же эмпирические обобщения, как выводы о росте технологической мощи или организационной сложности в социальной истории. Но далее наступает очередь интерпретаций. В современной космологии мы обнаруживаем те же четыре картины (три архетипические и одну нововременную), которые представлены в биологии и социологии и которые предварительно описаны в разделе 2.1.

Картина бесконечной стационарной вселенной [1] , в отдельных частях которой происходят флуктуации, включающие развитие жизни и общества и обреченные на последующее угасание, построена на дорелятивистских космологических представлениях. В ХХ веке одним из самых авторитетных ее приверженцев был Вернадский. Много сделав для становления глобальной истории, он отвергал возможность универсальной эволюции, ибо таковая противоречила бы представлению о бесконечности материального мира. Ученый также исключал абиотическое происхождение жизни (следуя тезису Ф. Реди «все живое из живого») и применимость к живому веществу второго начала термодинамики. Поэтому он был убежден в том, что эволюционный процесс – событие только планетарного масштаба, не способное оказать какое-либо влияние на вселенную, и «общая картина ее /вселенной – А.Н./, взятая в целом, не будет меняться с течением времени» [Вернадский В.И., 1978, с.136].

Впрочем, и самого автора теории относительности вдохновляла отнюдь не идея эволюции, а напротив, созданный Б. Спинозой образ абсолютно стационарного мира, свободного от случайности и необратимости, в котором сосуществуют все точки пространства-времени. По иронии судьбы, теория положила начало эволюционной космологии, и сам А. Эйнштейн был вынужден скрепя сердце признать математическую безупречность интерпретаций А.А. Фридмана, считая их, однако, только курьезом. [2]