— Быть тебе, — говорит, — Коба, русским царём — если дату своего рождения на год сдвинешь.
— А разве можно? — спрашиваю его, — Бога ведь не объегоришь?
— Значит нельзя, раз спросил. Кому можно — тот никого не спрашивает, а тупо егорит… — На этом мы с Жорой и расстались. Так что дата рождения у меня в документах теперь на год позже. С жандармским полковником князем Чхванией восемь месяцев большие дела крутили на пару — только потом мне скучно стало, и я его взорвал динамитом. А дальше в Шушенском Ильича встретил, и понеслось: Маркс-Шмаркс… Но кой-чему полезному он меня всё же научил… Поскрёбышев — коньяку!
Левин согрел в ладони янтарь на дне широкого бокала и выпил, закусив мидией. Товарищ Сталин с радушной улыбкой поддержал инициативу.
— Послушай, дорогой, — а что это я тебе столько рассказываю — а ты всё отмалчиваешься, как сыч… Искренность — за искренность, поведай немножко о себе тоже. Тебя доставляют с двумя немцами, при тебе мандат на имя Ленина. Что за игра — поделись! Почему на твоих деньгах год выпуска 1997-й — скажешь, опечатка? Девятка вместо единицы? Короче — кто вы, доктор Левин? И чего нам от вас ждать?
— Немцы ни при чём, я сам по себе…
Под пристальным взглядом стального генсека Левин готов уже был открыть всю невероятную правду про Сульфата и Портал в Рябиновке — но тут латыш-чекист, вбежав, что-то шепнул на ухо Кобе, и цеппелин, отдав якорь, пошёл на снижение. Яков Блюмкин в шофёрском кепи деловито вскарабкался в гондолу по верёвочной лестнице. Их взгляды пересеклись…
— Товарищу Сталину — пакет от Дзержинского! А что в вашем летающем кабачке делает левый эсер Савинков? Наше с кисточкой, Борис Викторыч!
— И вам не хворать, Яков… если не ошибаюсь, Григорьевич! — ответил Левин, вцепившись в подлокотники кресла. (Этот человек был растерзан недавно на его глазах оборотнями!) — Как там гималайские медведи — не всех от вас стошнило?
Блюмкин, хмыкнув, инстинктивно поправил галстук на кадыке.
Сталин, попыхивая трубочкой, от души веселился, наблюдая за пикировкой попутчиков. Значит, Савинков…
— Вижу, вы уже знакомы — тем лучше. ВЧК просит направить в село Шопино антирелигиозный десант; Левина-Савинкова назначаю командующим, товарища Исаева-Блюмкина — комиссаром. В вашем распоряжении — десять латышских стрелков с двумя пулемётами «Льюис»… Плюс в помощь местная беднота и активисты. Попа звать Фрол, дьякона — Исаакий. Десантирование — с парашютами, и постарайтесь там без крайностей…
— Расстреляйте меня, товарищ Сталин! — Ганешин ввалился в каюту цеппелина, посыпая голову каким-то мелким мусором из карманов шаровар вместо пепла.
— Что такое, Петька? Давай уже без юродства.
— Бронепоезд угнали! Перегонял ночью по старой колее мимо Рябиновки, всё штатно — потом вдруг зелёная вспышка — и поезд исчез! Я в шоке.
— Пил?
— При чём здесь пил-не пил? Бронепоезд — не иголка. Колчак ломит, Коба! А ты: пил, ел… Пили-ели — всё нормально…
— Обосрались все буквально! Ладно, что с карающим мечом Революции?
— Так, это… Кажись, Бабель спёр.
— Твой меч у Дерендяя. Доводилось слыхать?
— Местный дурак, типа скомороха?
— Называет себя «мазык» — это данные моей партийной разведки. Болото в квадрате 20–12. Ступай — и отними у него меч, выкупи, я не знаю! Попробуй давить на патриотизм — или сразу убей… Главное — чтобы меч не достался Колчаку. Вам Сталин что — нянька? Иди, работай!
— Первый пошёл! — Левину прежде никогда не доводилось прыгать с парашютом. Приближаясь к земле, он грамотно спружинил коленями, как учили — и тут же оказался накрыт куполом белого шёлка. Выполз и огляделся — порядок. Все латыши тоже приземлились удачно. И только Блюмкину не пофартило — навозная яма оказалась выкопана за свинарником будто специально по его душу.
— За церковью пруд, — подсказал Левин, знакомый с местностью не понаслышке. Пока Яков ополаскивался среди кувшинок, кривая бабка Чарушиха успела оповестить всё село, что с неба сошли аггелы Антихриста.
Отец Фрол, желая встретить мученическую кончину достойно, облачился в парадные ризы и троекратно облобызал на прощание дьякона Исаакия. Исаакий, причастившись припрятанными в алтаре остатками кагора, скупо прослезился и полез на колокольню. Округу огласил грозный набат.
У ворот экспедиционеров встречала толпа во главе с корифеем местного вольтерьянства Ефимом Генераловым. На груди его полыхал кумачом алый бант, а в руке поигрывал колун. Бабы выли.
Латыши угрюмо рассредоточились по двору.
ГЛАВА 20. МЕТАФИЗИКИ ШУТЯТ
Господь не ожидает от тебя решения всех мировых проблем; Он лишь надеется, что ты не будешь их создавать.