Цурюк

Любовь — творец всего доброго, возвышенного, сильного, тёплого и светлого.

Ф.Э.Дзержинский

— Дед, они догоняют! — обернувшись с переднего сиденья, Катя заметила приближающийся свет фар.

— Нас не догонят, — отозвался старый скоморох, топя педаль. — А если догонят, то не нас.

«Волга» двадцать первой модели, лихо обогнав представительский «мерс», съехала на грунтовку и замерла, потушив фары. Дед посеменил вокруг машины, притопывая, и затянул разухабистым тенором:

— Если парень был в ударе на вечорке, как танцор…

— Я скажу вам — этот парень, безусловно, ком-бай-нёр! — подхватила напев Катя, входя сознанием в резонанс с начавшим возникать на месте их машины образом комбайна «Нива». Чёрный джип преследователей притормозил у развилки:

— Салют труженикам села! А что — «Волга» старая тут не проезжала? — приветливо спросил Галицын у веселящихся механизаторов, глядя на Катю в упор и не узнавая.

— А вона поехала! — куражась, махнула она платочком на огни удаляющегося «мерина». Джип устремился по трассе вдогонку за ним. Дед, не прекращая пение, уселся за руль и двинул «Волгу» по объездной дороге на восток. Сталин на заднем сиденье, уже приготовившийся дорого продать свою жизнь, не мог сдержать удивление.

— Со времён Гурджиева не видел ничего подобного! Не научите?

— Не-а, — коротко мотнул головой дед и насупился.

— Вот и он так же мне ответил, — вздохнул Коба. — Не царское, дескать, это дело… И ещё что-то про бегемота, я тогда так и не понял.

— У бегемота кожи мало, — пояснил мазык. — Поэтому когда глаза открываются — жопа закрывается, и наоборот. Так же и у тебя: если откроется виденье, ты больше не сможешь гадить миру. Потому что увидишь, что мир — это ты сам и есть.

— Вот только не надо этой философии с намёками, — обиделся Коба. — Жаба душит — так и скажите… А то «не можешь гадить». Запоры, конечно, и у меня случаются…

— Заваривай на ночь траву купырь, — посоветовал дед.

На рассвете въехали в посёлок Стулово, и тут мазык занервничал.

— Неуж началось? — тревожно повернулся он к Кате.

— Что началось?

— Совсем недавно здесь был Ленин, — он указал на пустующий постамент перед зданием клуба. — А сейчас нету. Похоже, пространство вариантов начало меняться.

— Что это значит? — у неё тревожно заныло сердце.

— Всё, что угодно. Слыхала про крыло бабочки?

— Кино такое вроде было.

— Кино кином, а говно говном. Товарищ Сталин — не бабочка. И что там без него произошло за сутки — один Чернобог ведает… Если будем дальше сопли жевать, может так выйти, что и нас самих здесь скоро не станет.

Прибавив ходу, «Волга» выехала на старый тракт, ведущий на восток. До Немы оставалось полтораста километров, когда Сталин, примолкший на заднем сиденье, вдруг несколько раз громко всхлипнул. Катя удивлённо поглядела на него в зеркало заднего вида.

— Я понял… про бегемота… Вы все думаете, Коба тупой.

— Ну что вы… — ей захотелось как-то утешить этого обиженного усатого недомерка.

— Разве я для себя стараюсь? Да мне кроме пары сапог и трубки вообще ничего не нужно! Сгинь, нечистый дух! Опять он здесь. Мучить меня явился… У-у-у!!! — начавшись на тоненькой горловой ноте, тоскливый вой, разрастаясь, устремился к хмурым осенним небесам.

* * *

Ленин умер, но тело его продолжало жить, зафиксированное стальными обручами в секретной камере особняка в Горках. Один чудовищнее другого рождались в заизвесткованном мозгу мальфара кровавые образы диктатуры пролетариата — и, подхваченные низкими вибрациями зависти взбудораженных толп, окутывали липким мороком одну шестую часть земной суши.

Большевик номер два Свердлов чего только не перепробовал, чтобы пробраться к телу вождя — всё тщетно. Выставленная Сталиным охрана из кавказских воров свято блюла верность своему пахану, следя в оба, и в первую очередь, разумеется, друг за другом. Всем ведь известно, что демон может передать свою силу лишь одному человеку. И, поскольку желающих оказаться в этой роли имелось с избытком, на случай провокаций подход к телу был для надёжности заминирован.

Сам Коба, несмотря на кучу комплексов человек, в сущности, не злой, не горел желанием становиться исчадьем ада — его бы вполне устроила обещанная Гурджиевым роль мудрого и просвещённого государя. «Вот бы можно было Ильича обратно оживить» — частенько думал он. «Не совсем, а так, чтоб только моргал и лыбился с инвалидного кресла… От его имени послабления народу сделать. Можно назвать, например: «Новая экономическая политика»… А там, глядишь, потихоньку развернуть всё к старому житью-бытью… Попов только на хер с пляжа — достали…». 

Но древний демон не имел желания возвращаться в исковерканное сифилисом и ядовитыми пулями туловище. Что ни день, атаковал Кобу ужасными припадками, требуя отпустить его на волю…

* * *