Цурюк

— В пространстве без меня… — решила отважная путешественница. — На фиг, на фиг… Перетусуюсь в тихом девятнадцатом веке, пока сталинисты не свалили, потом разыщу Левина, и вместе домой, нах хаузе… А хотя… — тут она призадумалась. — Назад в эту жопу? И что я там забыла? Были же когда-нибудь и на Руси хорошие времена… При Хрущове, говорят, нормально люди жили… Короче, Левин историк, сам пусть и думает…

«Система готова к запуску, — прервал ход её мыслей Буй-Тур, — Приложите свою правую ладонь…». 

Она прижала пальцы к вспыхнувшей пятерне на панели и зажмурилась… По телу мурашками поползла вибрация, потом раздался оглушительный хлопок — и Кати нигде не стало. Распавшись на элементарные частицы, она, проделав квантовый скачок сквозь время, тут же собралась вновь — но, по ощущениям, как-то не совсем так… Почувствовав подвох, провела ладонью по лицу — и завизжала от ужаса. Под пальцами струилась пышная патриаршая борода а-ля Черномор! Зато голова оказалась при ближайшем исследовании лысой, как колено.

— Буев Колобок! Ты что наделал?!! — она в истерике замолотила кулачками по приборной панели, на которой в ответ вспыхнуло зеркало. Черты лица, слава Богу, не изменились — но эта ужасная бородень! Вот тебе и мечты о семейном счастье — обхохочешься!

«Шерсть — атавизм животного мира, — разъяснила коварная железяка. — У расы богов её не было.»

— Плевать! Верни всё как было, слышишь!

«Это невозможно. Волосы при скачке формируются согласно матрицы случайных чисел…». 

Дверца отъехала в сторону, недвусмысленно приглашая на выход. Вынырнуть в таком виде из болота нечего было и думать — а вдруг там люди?

— Погоди-ка! — осенило её вдруг. — А что, если мы с тобой сделаем ещё один ма-асенький скачочек? Вдруг свезёт? Хуже же всяко не будет…

«Хуже не будет», — подтвердил Буй-Тур Коло-бог 12–13, послушно задвигая люк. Катя нетерпеливо приложила ладонь куда следует, вся процедура повторилась — и на табло вспыхнула новая дата: «23 июнь 1876».

— Так-то лучше! — произнесла девушка, кокетливо улыбнувшись своему отражению в зеркале — на сей раз безо всякой бороды, зато с длинными, до пояса, зелёными русалочьими космами…

— Даже стильно, не находишь, Колобашка?

«Покров гармонирует с цветом глазной радужки», — подтвердил двенадцато-тринадцатый.

— Зануда! Всё, я пошла тусоваться. Без меня — никуда, ты понял? — она погрозила пальчиком своему транспортно-боевому виману и, вынырнув через люк, устремилась к играющей солнечными бликами поверхности.

Внезапно нога её запуталась в мотне невода. Брыкающуюся Катю поволокло к берегу под дружное уханье рыбачьей артели купца Рябинина:

— Эй, ухнем! Ещё — ухнем!.. Налегай, ребятушки — чую, нонеча на Купалу быть нам с уловом! — радовался на берегу, потирая руки, брюхатый купчина.

ГЛАВА 39. КОРМИЛО ВЛАСТИ

После чтения Библии у него сложился образ мстительного и жестокого самодура, которому милее всего запах горелого мяса, и недоверие естественным образом распространилось на всех, кто заявлял о своём родстве с этим местечковым гоблином.

В.Пелевин

Отыграл, отгулял Яр-Хмель. Катя очнулась — и начала потихоньку сползать с дерева, в развилке которого обнаружила себя, бесстыдно раскинувшейся навзничь. В зелёных волосах запутались золотые берёзовые серёжки.

Что было до костров — она ещё смутно помнила: купались девки с девками, а парни с парнями порознь, чинно. У всех девушек — венки из любистка на головах. «Чтобы тело молодилось, добрым молодцам любилось»… Из-за кустов кто-то лукаво подглядывал, хихикая — не то парни-охальники, не то шаловливый лесной народец… Дальше — месяц посеребрил воду, и деревья начали переходить с места на место, меж собой беседы ведя…

Катя знала ещё от бабушки — сорви в ту ночь цвет папоротника, и поймёшь язык всякого дерева и всякой травы, ясны станут тебе речи зверей и птиц. То — цвет-огонь, дар Ярилы-батюшки. Страшно подходить к чудному цветку, и редко кто решается…

Она была единственной из всей ватаги, что не побоялась сомкнуть над дивным цветом ставшие на миг ало-прозрачными ладони… Произошедшее после Катя при всём желании не могла бы выразить в словах — это просто случилось, за гранью трёхмерности, с её убогими понятиями о добре и зле, тьме и свете, воде, огне, медных трубах, Боге… да что там — самом человеке… Она летала далеко-далеко — и очнулась в развилке старой берёзы…

Внизу тем временем игры с хороводами закончились, раздольные песни смолкли — утренняя звезда Леля зарозовела над горизонтом… Молодёжь притихла, разбившись у костров на парочки: кого с кем не разлучил Божий огонь-крес… Замерло всё — того и гляди взойдёт над лесом красный край Ярилы-Солнышка…

— Ползёт, зараза… Вы не ждали нас, а мы припёрлися… — буркнул под нос дядька Дерендяй…