Читаем Цветок пустыни полностью

– Ладно, допустим. Но это только потому, что вы мужчины. А у женщин никто и не спросит. Считается, что я должна делать то, что вы скажете. Так вот я считаю, что это просто бред!

– Варис, ну-ка помолчи, – рассердился брат.

– И ты помолчи!

За два дня до отъезда Джерри сказал, что пора начинать съемки. Мы смогли снять несколько кадров меня с мамой, но она осталась не в восторге. Камера ей решительно не нравилась.

– Варис, ну что это за штука? Пусть уберет ее от моего лица, чего он тычет. Он смотрит на кого, на тебя или на меня?

Я старалась успокоить ее:

– Мама, он смотрит на нас обеих.

– Ага, так скажи ему, что я вот не хочу на него смотреть. Он меня не слышит, что ли?

Еще один день мы потратили на то, чтобы снять, как я в одиночестве бреду по пустыне. Эти сцены дались мне очень тяжело, я еле сдержала слезы. Мы также сделали несколько кадров того, как я пою верблюда из колодца – мы наткнулись на мальчика со стадом. Накануне отъезда местные женщины сделали мне подарок и накрасили ногти хной – со стороны это выглядело так, будто я вляпалась в свежую коровью какашку. Но я чувствовала себя царицей – это древний ритуал, которым подчеркивают красоту женщины. Обычно так разрисовывают только невест. А вечером мне устроили настоящий пир с танцами и песнями.

На утро я специально встала пораньше, чтобы позавтракать с мамой. Я спросила, не хочет ли она уехать со мной, жить в Англии или в США.

– Детка, но что же я там буду делать?

– Я как раз хочу, чтобы ты ничего там не делала. Ты столько тяжело трудилась за свою жизнь, пришло время отдохнуть, просто наслаждаться жизнью.

– Нет, я не могу уехать. Как я брошу отца? Он стареет, ему нужна моя поддержка. А еще мне о детях нужно заботиться…

– Мама, ну какие дети! Мы все взрослые уже.

– А я о детях твоего отца. Помнишь ту, как же ее звали, не помню… Ну, вторую жену?

– Еще бы я ее не помнила!

– Так вот, она родила пятерых детей. И не выдержала в какой-то момент, сбежала. Не знаю, то ли наша кочевая жизнь была для нее слишком трудной, то ли с отцом не поладила. В общем, не слышно про нее ничего.

– Мамочка, ну как же так? Ты уже не такая молодая, чтобы трудиться, как раньше. В твоем возрасте не хватало еще с малышами носиться!

Накануне отъезда местные женщины сделали мне подарок и накрасили ногти хной. Я чувствовала себя царицей – это древний ритуал, которым подчеркивают красоту женщины.

– Ну а что же поделать, отцу без меня никак сейчас. Да и не умею я сидеть сложа руки, Варис. Я столько лет работала, что просто не могу перестать. Если я прекращу работать, то тут же состарюсь и умру. Или с ума сойду. Ты лучше, если хочешь мне помочь, купи мне домик в Сомали. В старости поселюсь там спокойно. Я не могу уехать отсюда, это моя родина.

Я крепко обняла маму:

– Мамочка, я так тебя люблю! Я еще вернусь, слышишь? Я обещаю тебе, что вернусь…

Она улыбнулась и помахала мне на прощание рукой.

В самолете я дала волю слезам. Я ведь не знала, получится ли у меня еще раз увидеть маму. С моего прошлого обещания прошло целых пятнадцать лет. Сквозь слезы я разглядывала в иллюминатор удаляющуюся деревню, а операторы снимали меня крупным планом.

16

Нью-Йорк

Документальный фильм BBC вышел весной 1995 года под названием «Кочевница в Нью-Йорке». Я и правда все это время оставалась кочевницей – постоянно ездила из страны в страну на съемки. Квартиры у меня нигде не было, я либо жила в отелях, либо гостила у друзей. Путешествовала всегда налегке, а немногие вещи, что у меня были – пара книг, фотографий и дисков, – хранились у Найджела. Чаще всего я работала в Нью-Йорке и жила, соответственно, тоже. Как-то я даже снимала однокомнатную квартирку в Сохо. Позже у меня появились квартира в Гринвич-Виллидже и дом на Западном Бродвее.

Но ни в одном из этих мест я не чувствовала себя комфортно. Дом на Бродвее вообще доводил меня до белого каления. Его стены пропускали абсолютно все звуки – проезжал автомобиль, и дом трясся. А на углу к тому же была пожарная часть, и каждую ночь я слушала чарующие звуки сирены. Выспаться было просто невозможно. Я промучилась так девять месяцев, а потом плюнула и вновь вернулась к привычному кочевому образу жизни.

Но все-таки я понимала, что пора немного изменить образ жизни, осесть. В тот сезон я приняла участие в парижских показах, пропустила Лондон и отправилась отдыхать в Нью-Йорк. Пока я подыскивала себе квартиру, я остановилась у одного из самых моих близких друзей, Джорджа. Как-то вечером у него в доме мы отмечали день рождения Люси, его подруги. В какой-то момент Люси предложила выехать в город, отпраздновать в ресторане, но Джордж отказался, потому что должен был рано идти на работу. Я согласилась составить ей компанию.

Мы вышли из дома и просто побрели, размышляя, где можно сесть. На Восьмой авеню я остановилась напротив дома, где была моя старая квартира.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное