Читаем Цветок пустыни полностью

В Лондоне ко мне снова прицепился Найджел. В целом я старалась общаться с ним и поддерживать дружбу. Тогда я выплачивала его ипотеку за дом в Челтнеме, потому что он не работал и не стремился этого делать. Я как-то помогла ему и устроила через знакомых в «Гринпис», но он продержался там всего три недели, потому что вел себя как полный придурок. Сейчас он появился, чтобы уговорить взять его с собой в Африку на съемки.

– Я должен поехать с тобой. Должен знать, что с тобой все будет в порядке.

– НЕТ! Ты что, с ума сошел? Что я, по-твоему, скажу маме, как представлю тебя?

– В смысле, как? Я твой муж!

– Да какой муж! Пожалуйста, давай перестанем это обсуждать. Ты не поедешь, и точка.

Уж точно не его я хотела знакомить со своей мамой после стольких лет разлуки. И точно я не хотела представлять его как мужа.

Найджел давно напрашивался на съемки со мной и часто мотался со мной на совместные обеды с Джерри. Тот был тоже от него не в восторге. Сейчас после моего отказа он попросту украл мой паспорт – а до отлета оставалось всего три дня. Уговоры на него не действовали, и я в полном отчаянии назначила встречу с Джерри:

– Представляешь, он паспорт мой украл и не отдает теперь.

Джерри закатил глаза и схватился за голову:

– Боже, как он уже надоел! Как только земля носит такого урода? Достал!

Он вместе с коллегами попытался поговорить с ним по-мужски:

– Слушай, Найджел, заканчивай этот цирк. Ты же взрослый человек. Мы почти закончили съемки, ты же не хочешь, чтобы все пошло прахом? Нам очень нужно, чтобы финал состоялся именно в Сомали, а потому мы обязаны отвезти Варис туда. Поэтому давай-ка ты…

Думаете, у них получилось? Нет! Он просто уехал с моим паспортом в Челтнем. Мне пришлось ехать к нему лично и уговаривать, но и это не помогло – он твердо стоял на своем и был согласен вернуть мне паспорт, только если мы возьмем его с собой. Я была в отчаянии – я не видела маму пятнадцать лет, и вот Аллах услышал мои молитвы. А я могу все потерять из-за какого-то упрямого психа.

– Найджел, как же ты не поймешь? Ты не можешь поехать туда просто так! Что ты собрался там делать, мешать всем? Я не видела маму пятнадцать лет, и ты сейчас отнимаешь у меня эту возможность!

– О, Варис, ты очень несправедлива ко мне!

Каким-то чудом мне удалось убедить его вернуть паспорт – взамен мне пришлось пообещать, что мы съездим в Африку после съемок. Уже только вдвоем. Я, конечно, бессовестно наврала ему и не особенно горжусь этим. Но с такими типами, как Найджел, увы, договариваться по-взрослому не очень получается.

Самолет привез нас в Галади, небольшую эфиопскую деревню на границе страны, куда стекались сомалийские беженцы, спасаясь от войны. Нас, должно быть, заметили еще издалека – когда самолет приземлился на раскаленном песке, вокруг уже все было усыпано людьми. Пообщаться с ними у нас не удалось – английского они не знали и говорили на незнакомом мне диалекте сомалийского.

Что со мной тогда творилось! Запах раскаленного воздуха и песка всколыхнул во мне все детские воспоминания. Я не могла больше стоять на месте и просто побежала куда глаза глядят.

– Варис, ты куда?

– Я сейчас, я скоро вернусь…

Я бежала и черпала ладонью землю, растирала ее в руках, жадно впитывала сухой горький аромат деревьев и воздух моего детства. Все эти чахлые растения, рыжие барханы были мне родными, и я не могла перестать любоваться. Вот где мой настоящий дом! Я присела под деревом, ощущая, как внутри меня радость борется с грустью. Как я жила без этого столько лет?

Когда я вернулась в деревню, выяснилось, что все идет не по плану. Та женщина, которую мы приняли за маму, ею не оказалась, а где искать мою настоящую, никто не знал. Телевизионщики приуныли – второй раз бюджет на поездку сюда им не выделят, а без съемок в Сомали не получится хорошего фильма.

Я была в отчаянии – я не видела маму пятнадцать лет, и вот Аллах услышал мои молитвы. А я могу все потерять из-за какого-то упрямого психа.

Мы обошли всю деревню и поговорили, наверное, с каждым ее жителем. Все нам очень сочувствовали, так что скоро слухи о нас распространились по всей округе. Вечером того же дня ко мне подошел пожилой мужчина:

– Помнишь меня?

– Честно говоря, нет.

– Ну как так? Я – Исмаил, я из племени твоего отца. Мы близкие друзья.

Тут-то я сообразила, что за человек стоит передо мной – последний раз я видела его еще ребенком.

– Я думаю, что знаю, где искать твою семью. Я смогу найти твою маму, только мне нужны деньги на бензин.

«Ну как вот я могу ему верить? Тут все хотят нас надуть. Сейчас дадим ему деньги, а его и след простыл».

– У меня есть грузовик, – продолжал тем временем Исмаил. – Конечно, он так себе…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное