Цветы в тумане: вглядываясь в Азию

Но я решил по пути остановиться в городе Чжанчжоу и не прогадал. Чжанчжоу – не просто типичный, но, можно сказать, глубинно китайский город – именно, как говорят китайцы, «земляной», прочно вросший в свою историческую почву. Изобилие закусочных, лавок, парикмахерских, импровизированных уличных рынков. Горожане, как дети, любят праздничное веселье: на Новый год по всему городу шли шумные рекламные распродажи, гремели барабаны, плясали девицы. Но в память города прочно вписан серьезный социализм: народное правительство, народный театр, народная больница, парк победы, памятник павшим за освобождение… А недалеко от моей гостиницы я обнаружил сильно обветшавший, напрочь лишенный претенциозности и потому на редкость очаровательный старый город (почему-то не упомянутый в путеводителях). Дома непропорциональные и в конструктивном плане неуклюжие. Жилые помещения – пузатые кубы на тонких кирпичных ножках. Пространство под ними имеет хозяйственное назначение: это лавка или склад. Над жилой комнатой террасы с балюстрадами, западными орнаментами, фальшивыми дверями и окнами. Над террасами надставлены мезонины, похожие на большие ящики. Окна украшены арочными карнизами, подсмотренными то ли в готике, то ли в линиях родных китайских крыш. В общем, откровенное, даже гордое собой разностилье. В центре старого квартала – храм конфуцианской учености Вэньмяо. Вообще-то он посвящен божественному правителю города, а к Конфуцию имеет отношение разве что его памятник работы современного скульптура, «профессора Ли Вэйци». Памятник выполнен в обязательном для современного Китая псевдоромантическом стиле, но с чувством меры: великий мудрец наклонился вперед, словно торопясь куда-то, но не теряя смиренного вида. Парень в велосипедном костюме просит с ним сфотографироваться на фоне Конфуция. Говорит, сам из Цзин-дэчжэня, приехал в командировку. Его можно понять: за два дня я не увидел в Чжанчжоу ни одного иностранца. Перед входом в храм ворота с изречениями: «Добродетель упорядочивает Небо и Землю»; «Дао пронизывает древность и современность». С такими лозунгами обитатели старого города могут спать спокойно. Кое-какие полустертые письмена остались от революционных времен. На одном доме четко видна пространная надпись: «Впечатайте указания председателя Мао в мозг, растворите их в крови!» Хозяйка дома и по совместительству владелица велосипедной лавки уверила меня, что надпись оригинальная. На следующее утро я видел, как она, держа в руке зажженные курительные палочки, кланялась перед детскими велосипедами, моля о хорошей торговле. А современность присутствует в старом городе в виде висящих всюду плакатов про «китайский сон» (в китайском языке, как в английском, слова «сон» и «мечта» совпадают). Это «сон счастья», «сон правильного аромата». Много плакатов о «китайских ценностях», и в них чаще всего поминается бережливость. На заборе парка, где женщины с упоением танцуют под хорошо знакомую мне красивую песню тибетского певца (ее всегда крутят в машине наши тибетские водители), висит указание «брать пример со стального солдата Лэй Фэна, отдавать всего себя другим» с припиской: «Указание идеологического отдела горкома КПК». После такого призыва уже с умилением смотришь на напутствие путешественнику: «Когда выходишь из дому, счастье под ногами».

Но мне нужно ковать свое счастье путешественника. Сначала иду на центральный автовокзал и покупаю билет в Цюаньчжоу на послезавтрашний вечер. Эта мера предосторожности оказалась лишней и только стеснила меня в моих передвижениях. Потом отправляюсь на Западную станцию за билетом к «земляным башням». Меня довез на мотоцикле парень по фамилии Чжоу. Он сразу заявил мне, что верит в Христа и каждое воскресенье ходит в церковь. На станции я купил билет на автобус, который отходит в час дня с таким расчетом, чтобы приехать туда часам к трем, когда основная масса туристов уже будет разъезжаться.

На следующее утро отправляюсь в буддийский храм Наньшаньсы. Пройдя знакомый старый квартал, перехожу по пешеходному мосту реку. В конце моста бойко торгуют куртками из искусственной кожи по 80 юаней. На листе картона написано: «Куртки для экспорта в Россию». Эхо финансовой бури в России докатилось и до далекого Чжанчжоу!