Цветы зла

Марья Ивановна погрустнела - вспомнила, как в прошлом году она, прежняя, она вкупе с ей подобными, перевоспитывали Смирнова. Как заставили его убить Пашу, как заставляли убить Бориса Михайловича. И как он не перевоспитался, и как ей от этого стало хорошо. А Кристина перевоспиталась. И умерла.

- Я вижу, вы не слушаете... - Эгисиани понял, что его собеседница думает о муже.

- Нет, нет, я слушаю, рассказывайте!

- К десяти часам Кристина наклюкалась. Я отнес ее в свой кабинет, уложил на диван, напоил кофе... Потом...

- Потом раздел...

- Да, раздел. Мне захотелось увидеть ее голой. Нагую женщину сразу видно, изнутри видно. И я увидел, что она не хочет спать со мной, что ей стыдно, противно, плохо, гадко, увидел, что она хотела бы показать себя человеком, но у нее нет на это ни сил, ни привычки, ни самоуважения. Как любой мужчина я понадеялся, что мои ласки изменят ситуацию в лучшую сторону, но жестоко ошибся. Потянувшись к ее губам губами, я увидел в ее замутившихся глазах желание, чтобы я как можно быстрее сделал свое дело и оставил ее в покое. И я не тронул ее, хотя лежал рядом и, - что скрывать? - нуждался в женщине.

Она проснулась в пять утра... Увидев ее безвольную, опустошенную, одутловатую от выпитого вина, я поклялся, что через год я сделаю из нее человека, который сам будет определять свою судьбу.

- А к чему вам все это было надо?

- Я боролся за свои интересы несколько лет, ни на минуту не расслабляясь, потом соперников и врагов вдруг не стало. И я заскучал. У меня к этому времени уже было два совершенно разных по стилю ресторана, а, трех, пяти, десяти ресторанов, Москвы или Газпрома мне было не надо. И я решил бороться с ней. Привел своего друга, показал ему Кристину, и поклялся, что через два месяца сделаю из нее человека, при виде которого люди будут вставать...

- А зачем вам это было надо? - повторила вопрос Марья Ивановна.

- Что надо? - вынырнул из прошлого Эгисиани.

- Приводить друга и клясться перед ним?

- А... Это восточное... Понимаете, когда клянешься себе, это... ну как бы вам сказать...

- Тайный грех - это не грех, а тайный зарок - не зарок?

- Совершенно верно...

- И сколько стоила ваша клятва?

Марья Ивановна смотрела на собеседника, как Шерлок Холмс смотрел бы в Шанхае на саксонца в американских ботинках, испачканных, хм, балчугской грязью.

Эгисиани посмотрел на Марью Ивановну с показным уважением и ответил:

- Тысячу...

- Долларов?

- Естественно.

- Судя по всему, вы игрок и заядлый спорщик?

- В общем-то, да. А что остается делать? Надо же как-то деньги тратить... Я ведь не пью, не уважаю проституток, а также обжорство, туризм и политику.

- Ну и что было дальше? - поощрительно улыбнулась Марья Ивановна. - Ну, после того, как вы поклялись?

- Весь день Кристина провалялась в моем кабинете, не выказывая ровно никаких желаний. С утра я был занят, в обед, как черти из коробочки, появились важные люди, и отвезти ее домой я смог только к вечеру...

- Представляю себе картину "Возвращение блудной жены святому семейству"... - усмехнулась Марья Ивановна, с прищуром рассматривая чувственные губы визави.

- Привез и без обиняков рассказал все мужу, - продолжил Эгисиани не отреагировав на реплику. Как она пришла в ресторан, как сидела, глядя в одну точку, и так далее.

Святослав Валентинович был равнодушен. Мать его тоже. Сама Кристина, безучастно улыбаясь, сидела на диване. Когда к ней подошла дочь, она механически погладила ее по головке.

Сцена, короче, получилась отвратительной, я чувствовал, что сам играю в ней отвратительную роль. В общем, я плюнул, мысленно, конечно, и ушел с одним лишь желанием немедленно вручить другу проигранную тысячу долларов. Но на следующий день все вспомнил, и... возмутился. Возмутился тому, какие они никчемные и как никчемно живут...

- Как по чье-то злой воле, - уточнила Марья Ивановна, кивая.

- Совершенно верно. И все потому безразличные, и всем друг на друга наплевать. Ни любви, не ненависти. Ничего, одна серость, одна протоплазма, одно равнодушие, одно проживание. Ну, я и взял букет белых роз, хорошего коньяку с шампанским, шоколаду и поехал к ним. Посидели, попили, говоря ни о чем, потом в меня вселился бес, и я всенародно предложил Кристине ехать в театр. Она, пожав плечами, согласилась. Когда мы уходили, Святослав Валентинович полусонно смотрел телевизор, Вероника Анатольевна убиралась на кухне, дочь в своей комнате играла в куклы. Так целый месяц я приходил и уводил ее в рестораны, кабаре, казино. Постепенно привык к ней, она тоже... И, желая, чем-то ее оживить...

- И выиграть тысячу баксов...

- О них к тому времени я забыл, к тому же, что мой друг был должен мне много больше...

Эгисиани замолк, вспоминая, о чем он говорил до того, как собеседница его прервала.

- Вы говорили, что, желая ее чем-то оживить, вы...

- Я привлек ее к делу, - вернулся в колею хозяин ресторана. - Уже зная о специальности Кристины, я попросил ее оформить новый ресторан моего лучшего друга.

- И она согласилась?