Все замерло перед глазами Фердинанта, все перемешалось в его уме, а приподнятая пасть показалась ему тогда красным тюльпаном, где за лепестками зубов, окрашенных в багровый цвет сполохами пламени и вновь заструившейся по жилах магмой, в самой середине его бутона, застрял капитан, еще не мертвый, но уже и не живой. Его голова с торчащим из нее рубилом топора, края которого раскалились и начали плавиться, растерянное и испуганное выражение лица, косой взгляд, как ни странно напомнили Фердинанту его детство. Напомнили то, как некогда, в бытность свою уличным беспризорником, он наблюдал шмеля, деловито лазящего по цветку. Только этот цветок на проверку оказался хищным, а обманутый шмель попался в ловушку его красоты. Морок воспоминаний вскоре рассеялся, пасть зажглась пламенем, температурой свыше прежнего, будто бы наверстывая упущенное за время бездействия, вой Баста резко сменился визгом, а вскоре и визг сошел на нет, и только шум горения остался.
У Фердинанта не было времени думать о поступке капитана, о движущих его мотивах. Тем более что мотивы те были просты и понятны: "Я буду править до тех пор, пока будет кем править. Чтобы выжили мои подчиненные нужна жертва, и этой жертвой буду не я", - так рассуждал Баст, но изменчивая Леди фортуна отвернулась от него, как раньше отворачивалась от его врагов. Теперь Фердинанту предстояло кончить начатое дело, только понимание этого содержалось в его голове, и оно же стало той спасительной рукой помощи, за которую отчаянно стремилось ухватиться его сознание, безнадежно тонущее в трясине рефлексии, сколь неизбежной для человека его склада, столь и губительной в сложившихся обстоятельствах.
Пасть Бармаглота опустилась в исходное положение. В миг, когда произошло столкновение ее и пола, шахту разом тряхнуло, и все, что было внутри шахты, - тряхнуло тоже вместе с ней. Это сотрясение вывело Фердинанта из прострации и он, подхватив лопату, лежащую рядом, - ту самую лопату, посредством которой его едва не убили - принялся яростно черпать ею и забрасывать в пасть все то, что валялось на полу перед ним. В топку шли не только частицы угля, но и кости, и верещащие черепа, попадавшиеся под руку. Он сейчас не разбирал, чего делает, он просто делал, - просто поступал, как должно. Кости - легче угля, а на полу был в основном они - остались от шахтеров, не успевших выбраться наружу, - и потому даже человек, не отличающийся большой силой, мог забрасывать их в пламя с безопасного расстояния.
По мере того, как температура в помещении нарастала, одежды на Фердинанте становилось все меньше, пока наконец он не сбросил с тела все лишнее, раздевшись догола и оставшись в одной обуви. Вскоре тело его передней частью целиком покрылось сажей, вновь напомнив о бурных временах молодости, когда старику довелось какое-то время отработать трубочистом, чтоб расплатиться с долгами. Он и сейчас, как тогда, был тонким, что щепка, - настолько тонким, что среди сена мог запросто потеряться.
С течением времени жар становился сильнее, а в определенный момент сделался совсем невыносимым, вынудив Фердинанта покинуть сердце шахты и отправиться на поиски шахтеров или добровольцев, которые могли бы временно их заменить.
Знакомое состояние резкой перемены наступило, когда Фердинант оказался в главном тоннеле. Тепло еще только начинало распространяться по ходам, а трубы, оплетающие брюхо Бармаглота, только начали разогреваться. Лед внутри них еще толком не тронулся, а если не приведет подмогу, то и не тронется. Дальше по тоннелю становилось тем холоднее, чем ближе к поверхности Фердинант находился. Двинувшись к выходу из шахты, он наверняка бы околел, повторив судьбу многих несчастных. А потому свернул в уже знакомое ответвление, направившись в единственное доступное ему место, где можно было заручится поддержкой неупокоенных, - в Склеп.
Глава VIII
- И речи быть не может! Извольте видеть, мистер, извольте слышать и понимать, - в каком мы - мертвые - сейчас находимся положении! На каких правах имеем место в Хельмроке! - кричавший был одним из постояльцев Склепа, одним из местных содержанцев. И слово содержанец здесь более чем уместно. Его следует понимать не в негативном смысле человека на содержании, но в смысле человека-благодетеля, некоего мецената, поддерживающего заведение на плаву.