Тучи сгущаются (СИ)

-- Можно-то можно, да только так обычно поступают преступники, а вы же не преступники. Вот что, лучше расскажите мне, что с вами там произошло.

Юноши только опустили головы.

-- А о матери вы подумали? Каково будет ей никогда вас не видеть? Она итак занемогла с горя.

-- Ей будет хуже, если она узнает, что с нами было в плену. Тогда она вообще умрёт.

-- Ну этого даже я пока не знаю. Но вижу, что вы телесно здоровы. Да и рассудком видимо, целы. Может, вас заставили сделать что-то нехорошее? Убить кого-нибудь?

-- Ладно, -- сказал Ясный Взор, -- ты ведь всё равно уже знаешь, что мы были в руках палача по прозвищу Прижигатель. Только зря потом лекаря искали на наших телах ожоги. Он приготовил для нас нечто похуже. Он сказал сначала, что пощадит того из нас, кто решится убить другого. Мы отказались, и сказали, что оба лучше умрём. Нас подвели к борту и должны были сбросить в море. Он развязал нас, надеясь, что мы всё-таки начнём выпихивать за борт друг друга. Но мы подошли друг у другу и обнялись на прощание. И... поцеловали друг друга на прощание. А они вокруг загоготали. И Прижигатель сказал, что если мы ещё поцелуем друг друга 100 раз, он пощадит нас обоих. Мы согласились, но лучше бы мы умерли... -- юноша заплакал, и дальнейшее уже говорил сквозь слёзы, -- То, что мы целовали друг друга на потеху белым людям.... Зачем нам жить после такого унижения?!

-- Да них ведь не существует братской любви, -- добавил Тонкий Слух, -- для них есть только любовь матросов в дальнем плавании.

-- Я всё понял, -- сказал Асеро, -- трудно придумать более мерзкое издевательство. Попадись мне этот негодяй, я бы его на медленном огне изжарил. В общем я не считаю вас виноватыми. Главное, ваше телесное здоровье от этого не пострадало. Или всё-таки...

Тонкий Слух ответил:

-- Первое время очень сильно тошнило и хотелось выполоскать рот. Потом это прошло. Нет-нет, телесно мы в полном порядке, лекарей не надо. Только вот я не могу понять, зачем он заставил нас сделать это, почему наше унижение доставляло белым людям такое удовольствие?

-- Потому что у белых разбойников есть очень мерзкий обычай. На кораблях в дальних плаваниях у них нет женщин, но к воздержанию они не привыкли. И потому они часто делают женщиной наихудшего. Бывает, что это действительно наихудший, который творил такие вещи, что даже разбойников ужасают, бывают, что просто бедолага. Но в любом случае белые люди об этих несчастных тешат свою гордость, и на самом деле не могли без них обходиться, потому что даже они понимают, что разбой -- дело непочётное, а чувствовать себя плохими даже с золотом не очень хочется. Вот и тешат свою гордость мыслью о превосходстве над "плохими". Многие из них и мир видят через призму того, кто над кем может безнаказанно издеваться. Они именно так понимают власть и высокое положение в обществе, и им в голову не приходит, что может быть как-то по-другому. Им это неведомо, как неведомы краски слепорождённому. Даже если бы я очень сильно захотел, я бы не смог объяснить такому человеку, что для меня власть -- это не возможность для издевательств над нижестоящими, не право бесчестить людей, которые в силу обстоятельств от меня зависят, а ответственность, в том числе и перед ними. Вот и за вас я отвечаю перед вашей матерью, она мне не простит, если я не сделаю всего, чтобы вернуть вас к нормальной жизни. Я понимаю вас, юноши. Меня когда-то тоже очень сильно унизили белые люди, не так как вас, но мне тоже с собой покончить хотелось. Но вот, как видите, жив. И избраться на престол потом мне это не помешало.

-- Ты думаешь, мы...

-- Я подозреваю, что во всю эту грязную историю вы оказались втянуты из-за этого. Мы с вашей матерью так и не узнали точно, кто убил вашего отца. Вас, помимо вашего или даже моего желания рассматривали и рассматривают как возможных кандидатов на престол. И возможно, вас так подставили с целью сломать. А значит, ваша задача -- не сломаться. И чтобы ваша мать окончательно не сломалась. Белые люди ненавидят тавантисуйцев, и с этим приходится жить. Но мы неуязвимы для них пока мы храним в себе то, чем от них отличаемся. Пока умеем быть добрыми и чуткими. Пока ценим друг друга, а не топчем слабых.

-- Ты хочешь, чтобы мы съездили к матери?

-- Это надо, обязательно. Если близкому существу нужно ваше участие, значит, нельзя этого участия не оказать как бы ни было самим плохо, лень или некогда.

-- А за что белые люди так ненавидят тавантисуйцев? Только за то, что мы мешаем им заниматься работорговлей?